Даже очень хорошо. Она безумно привязалась к девочкам. Едва сдерживалась, чтобы не налетать на них с поцелуями. Особенно с Гортензией, та не любила телячьих нежностей. Они ходили на пляж с корзинками, полными их любимых бутербродов, манго и ананасов, бутылок со свежевыжатым соком. Они играли в карты, стряпали, хохотали и орали во все горло. Однажды стали тушить мясо вапити с бататами, а оно пригорело и так приклеилось к котелку, что невозможно было отодрать, застыло, как цемент! Гортензия окрестила его «What a pity»[50]. «Когда опять будем есть What a pity?» – звонко вопрошала она на весь дом. Только отцу не говори, он и так считает, что я не умею готовить, умоляла Милена, пусть это будет секрет, наш маленький секрет, ладно? Ладно, согласилась Гортензия, а что я с этого буду иметь? Я тебя научу делать ланьи глаза с помощью накладных ресниц и сделаю тебе французский маникюр. Гортензия с готовностью протянула руки.
Но вот без них… Пустые, пустые дни – только и дел, что листать журналы да полировать ногти. Ждать Антуана, покачиваясь в гамаке. Антуана, усталого после работы, разочарованного, унылого. Не ладилось что-то с этими мерзкими тварями, они не желали размножаться и жрали работников почем зря. Мистер Вэй угрожал Антуану. Антуан перестал работать. Запил. Она скучала в гамаке. Ногти уже спилила до основания, скоро пальцы спилю! Не привыкла я к лени и праздности! Хочу работать, зарабатывать деньги. Он усмехался и пил дальше. Она взяла дело в свои руки. Села за его рабочий стол, разобрала бухгалтерию, выписала цифры в большую тетрадь, выучила, что такое доходы, амортизация, прибыль, поняла, как функционирует предприятие. Она копировала почерк Антуана – узкие, хилые ножки «м», стиснутое «о», понурое «с». Подделывала его подпись. Алле-гоп! Мистер Вэй ни о чем не догадывался. До того трагического дня, когда…
Она махнула рукой, отгоняя ужасное воспоминание. Жуть, кошмар, поскорее забыть все это, бедняга он… Она вздрогнула, тряхнула головой. Пошарила рукой по низкому столику, нащупала сигарету. Прикурила, затянулась. Курить она начала недавно. Вредно для цвета лица. Она назвала свою линию косметики «Парижская красавица», а тональный крем – «Французская лилия», с рельефным изображением белой лилии на крышке.
Это была ее гордость! Тональник, который одновременно отбеливает и разглаживает кожу, выравнивает цвет лица и придает ему чудный оттенок. Изнывая от безделья в «Крокопарке», она подумала, не заняться ли косметикой. Косметика – ее стихия. Ведь она кокетка и любит живопись. Особенно Ренуара и его пухлых розовых женщин. Они до сих пор впечатляют – не зря их писали импрессионисты, художники «впечатления». Она поделилась своей идеей с Антуаном, тот пожал плечами. Она поговорила с мистером Вэем, тот попросил «бизнес-план». «Ни фига себе! – подумала она. – Это еще что за штука такая?»
Для начала Милена опросила китаянок, работавших в «Крокопарке». Она вычитала в Интернете, что именно так поступают директора многих иностранных фирм, прежде чем выбросить свой товар на китайский рынок. Надо пообщаться с