поглядел на приказчика сочувственно. И вроде ничего доброго ему не пожелаешь, гнусу такому, а чего с ним сейчас бу-удет… Даже медведю боязно!
Девушка – молодая госпожа Эльг – даже не побелела, она поголубела, став того же цвета, что волосы старухи-жрицы. А потом начала краснеть, наливаться краснотой, как летняя ягода соком, вот-вот брызнет… И брызнуло – еще как!
– По-твоему, меня стройной назвать, белоликой назвать можно, только чтобы украсть? Что красивая, только по наивности поверить могу? Уродина я, выходит, навроде нижнемирских албасы, дочек Эрлик-хана?
Без коленных чашечек – изгибающиеся,
С лицами черными, как клей,
С курчавыми волосами,
С грудями, как холмики…
– в запале прокричала Эльга, осеклась, но на Хакмара все же посмотрела – оценил ли он знание поэзии.
Хакмар оценил – вымученно улыбнулся и бросил быстрый взгляд на Аякчан. Та даже головы не повернула – стояла в окружении стражников, точно те и не стража, а личная охрана матери-основательницы. Напрасно она. На Хакмара злится напрасно – не охмури тот девицку, уже б пропали они все. И нос дерет тоже зря. Стражники не любят, когда замурзанные девчонки в лохмотьях ведут себя как гордые храмовницы – у самых лучших рука так и чешется подзатыльник отвесить. Хадамаха почесал руку.
– Госпожа меня не так поняла! – истошно, как пойманная лисой утка, вопил приказчик. – Да я на солнечную красу госпожи сам заглядываюсь!
– Да как ты смел? – взвилась Эльга. – Кто ты, а кто я? За меня уже сейчас женихи пятьдесят оленей дают! Батюшка, вы слыхали, как наглый пес на вашу дочь облизывается, будто на оленье сало?
– Я сам видел, как зверь госпожу тащил! – влез с непрошеным заступничеством Хуту. – Я кинулся, спасти пытался, а он посмел поднять руку… в смысле лапу свою на человека поднял!
«Повезло тебе, что я не пес… и не заднюю лапу поднял на человека-то!» – попытался пошутить сам с собой Хадамаха. Выходило вовсе не смешно.
– Спасти – это оставить посреди горящей лавки? – Эльга одарила Хуту презрительным взглядом. – Батюшка, он вашу дочь убить хотел! Может, он ваш тайный враг? – невинно сообщила она отцу. И с нежным придыханием добавила: – А спас меня господин южанин!
Аякчан отвернулась и стала глядеть в бревенчатую стену лавки.
«Хорошо устроился Хакмар, – меланхолично подумал Хадамаха. – Таскаю девчонок я, а спасает их он!»
Окончательно обалдевшие от обвинений, Хуту и приказчик открыли рты…
– Хватит! – веско обронил старый шаман. И все и впрямь замолчали: и девушка, и приказчик. – А ты что скажешь, шпион братьев Биату? – обратился шаман к Хакмару.
– Скажу, что не знаю, кто такие братья Биату, – устало ответил Хакмар. – Я торгую железом, в местные дела не лезу.
– И медведь с тобой случайно оказался, – усмехнулся шаман.
– Медведь со мной, уж конечно, не случайно, – рассудительно сказал Хакмар.
Хадамаха невольно оскалился – медведь,