– не иначе, как от снега или дождя. Бритт заинтересованно покосилась на него и решила посмотреть: что там?
Она почему-то подумала про трибуну. Если есть Мэр, как она краем уха слышала их разговоров, то должна быть трибуна, с которой оный Мэр зачитывает свои указы. Она устроила альбом для рисунков поудобнее под мышкой и решительным шагом направилась к темнеющему в рассветных сумерках полотну.
“Было бы забавно, если бы трибуна тоже была из стекла”, – подумала Бритт, наблюдая свое отражение в крупных мозаичных плитках, которыми была вымощена площадь.
Здесь определенно очень, очень, очень сильно любили стекло. Иначе сложно было объяснить страсть к витражам и мозаике и пренебрежение простым, проверенным временем крепким булыжником.
Широкое плотное полотно определенно скрывало что-то, что, при ближайшем рассмотрении, никак не могло оказаться подиумом. Из-под ниспадающей ткани, похожей больше на цирковой шатер, проступали странные силуэты. Конструкция не была огорожена ничем, поэтому Бритт сочла возможным заглянуть под необычный шатер и узнать – что же все-таки он скрывает. Она приподняла тяжелую, промерзшую за ночь ткань, ощутив покалывание в ладонях от соприкосновения с холодной материей, и просунула под нее голову. Ее обдало холодом. Она присмотрелась и в сумерках увидела раскосые голубые глаза, смотрящие прямо на нее.
Бритт громко охнула и отшатнулась, попав в чьи-то крепкие объятия.
– Леди, позволите узнать причину вашего испуга? – вкрадчиво прошептал голос в самое ухо.
– Т-т-там… глаза! – выдавила Бритт, чья натура, впечатлительная, как у многих истинных художников, легко дорисовывала собственной фантазией любые намеки реальности.
– Глаза наверняка расположены на голове, а голова – на плечах, а стало быть, и бояться не стоит, – неизвестные руки отпустили плечи Бритт.
Человек обошел ее со стороны, давая себя рассмотреть. Одет он был чудно: в старомодный длиннополый пиджак нежного зеленого цвета, фиолетовый галстук, расписанный часами и звездами, а в глазу у него торчал настоящий монокль.
– А вы кто? – осторожно спросила Бритт.
– Я? – человек крутанулся вокруг своей оси. – Мое имя Дроссельфлауэр. Дрос-сель-фла-у-эр. Почти как Дроссельмейер, только у меня в имени есть цветы, и я – знаете – просто терпеть не могу кукол! Особенно всяких щелкунов.
– Меня зовут Бритт, – поспешила Бритт восполнить недостаток вежливости, который начинала ощущать со своей стороны.
Дроссельфлауэр рассеянно улыбнулся.
– Красивое имя, ни мужское, ни женское, скорее английское, – пробормотал он. – Так вернемся к тому, что вас испугало. Разрешите показать?
Бритт заинтригованно кивнула. Дроссельфлауэр ухватился за тяжелый позолоченный шнур, которого Бритт не видела раньше, и с силой дернул вниз. Ткань медленно опустилась на землю, надуваясь, как парашют, открывая взгляду величественную старинную карусель.
Все в ней поражало воображение: