скажи, отец.
Войшелк подошел к окну с византийскими стеклами:
– Посмотри, как народ валит в церкви на Иоанна Крестителя. Яблоку негде упасть.
Миндовг хитро прищурился:
– Плохо тебе ведом наш народ, сынок.
Он дернул за шнур, кого-то вызывая, и продолжил:
– Я знал, что ты так скажешь, и позвал волхва. Он тебе покажет, кто в кого верит.
Зысь
Вошёл седовласый старик с посохом в правой руке. Навершие посоха представляло собой голову Дажьбога с бусинками гороха в глазницах.
– Его зовут Зысь, – сказал великий князь. – Ступай с ним, а завтра мы продолжим разговор.
Жрец молча поклонился и быстро направился к выходу. Войшелк едва поспевал за ним. Зысь, несмотря на почтенный возраст, передвигался легко и скоро. Они вышли по насыпной дороге из строящегося на горе замка, с забрал которого открывались безбрежные лесные просторы, и окунулись в суету узких улиц. Теснота была невообразимая, но жители при виде волхва останавливались, кланялись и уступали дорогу. Зысь отвечал приветливой улыбкой, а когда они выбрались на окраину, обратился к Войшелку:
– Ты заметил, какие наряды на людях?
– Как-то недосуг было, – замялся княжич.
– Так посмотри.
Волхв подозвал первую встречную женщину. Та с благоговением подошла и, низко поклонившись, почтительно внимала наставлениям жреца. Войшелк тем временем исподволь изучал её костюм. В честь праздника ноги украшали сафьяновые сапожки, расшитые растительным узором. Впрочем, их почти полностью скрывала яркая понева, покрытая необычайно красивой вышивкой в виде переплетающихся корней и ростков распускающегося хмеля, ромбиков с точками, означавшими засеянное поле, и огибающая подол плетёнка, символизирующая текущую воду. По очелью катилось красное солнышко, сверкая золотом обода и спиц. Утреннее, дневное и вечернее светило окружали семарглы. К солнцу из главного зубца очелья опустила руки богиня Лада. Её несли по небу два семаргла, крылатые посланники богов. Связь неба и земли подчёркивали спускающиеся на плечи серебряные рясны в виде цепочек из овальных и шестиугольных бляшек с изображениями птиц и растений. В ушах нежно пели грифоны, искусно выгравированные на серебряных колтах. Шею украшала покрытая чешуйчатой вязью тонкая гривна со змеиными головками на концах, а на груди покоилось ожерелье-крин из бусинок и украшений, с которых призывно смотрели крылатые русалки. Даже на пуговицах, угрожающе раскрыли клювы и пасти «птицы клевучие» и «люты звери рыкучие».
Волх придирчиво осмотрел наряд и вопросил:
– На Купалу нарядилась?
– Не в церковь же, – улыбнулась женщина, поведя плечами и бедрами, отчего украшения на её дородном теле сладко запели и заиграли на солнце ослепительными лучиками. Не костюм, а целая вселенная с небом, землёй и подземным миром.
– Добре, – кивнул Зысь, но тут же для солидности кашлянул и назидательно наставил обворожительную славянку:
– Ступай, да не забудь принести