в каких-то уголках! Что она вообще понимает? Вот Эстебан устроит настоящий пикник – объедение! Жрачки на всех хватит, и тебе перепадет».
«Но я уже обещал Кедиде и всей компании…»
Скорлетта пожала плечами, фыркнула: «Вольному воля. Вот, возьми спички – и смотри, не ешь жабью ягоду! А то в Унцибал не вернешься. Насчет Кедиды будь начеку – она еще никогда ни в чем не оказывалась права. Кроме того, говорят, она не подмывается, так что никогда не знаешь, какую дрянь подцепишь от ее вчерашнего дружка».
Джантифф пробормотал нечто нечленораздельное и принялся сосредоточенно смешивать пигменты на палитре. Скорлетта подошла, заглянула ему через плечо: «Кого это ты нарисовал?»
«Это Шептуны – принимают делегацию подрядчиков в Серсе».
Наклонив голову, Скорлетта внимательно присмотрелась: «Ты никогда не был в Серсе».
«Нет. Я сделал набросок по фотографии из „Концепта“ – помните?»
«О „Концепте“ вспоминают только для того, чтобы узнать, когда и где будут играть в хуссейд, – неодобрительно качая головой, Скорлетта подняла со стола другой набросок, вид на Унцибальскую магистраль. – Лица, лица, лица! Зачем ты их рисуешь, и так старательно? Мне от этих лиц не по себе».
«Посмотрите внимательно, – посоветовал Джантифф. – Никого не узнаёте?»
Чуть помолчав, Скорлетта сказала: «Как же! Вот Эстебан! А это я? Ловко у тебя получается!» Она подняла еще один лист: «А это что? Столовка? И опять лица. Какие-то пустые лица». Скорлетта снова наклонила голову – теперь она смотрела на Джантиффа: «Почему ты нас такими рисуешь?»
Джантифф торопливо отозвался: «Аррабины мне кажутся… как бы это выразиться… замкнутыми, что ли».
«Замкнутые – мы? Какая чушь! Мы – пламенные, дерзкие идеалисты! Временами, пожалуй, непостоянные и страстные. Такое про нас можно сказать. Но – замкнутые?»
«Вы, несомненно, правы, – согласился Джантифф. – Мне еще не удалось передать эти качества».
Скорлетта повернулась было, чтобы уйти, но прибавила через плечо: «Ты не мог бы занять немного синей краски? Хочу нарисовать иероглифы на культовых шарах».
Джантифф сперва взглянул вверх, на висящие под потолком поделки из бумаги и проволоки, диаметром сантиметров тридцать каждая, потом на широкую жесткую кисть Скорлетты, и в последнюю очередь – на свою коробочку с синим пигментом, уже наполовину пустую: «Послушайте, Скорлетта, не требуйте от меня невозможного. Разве нельзя воспользоваться анилиновой краской или чернилами?»
Лицо Скорлетты порозовело: «А где я возьму краску? Или чернила? Я ничего не знаю о таких вещах, их никому просто так не дают, а я никогда не тухтела там, где их можно было бы свистнуть».
Джантифф выбирал слова с предельной осторожностью: «По-моему, я видел чернила. Их продают с прилавка №5 в районном хозяйственном магазине. Может быть…»
Скорлетта обернулась с резким жестом, одновременно выражавшим отказ и негодование: