Творна по имени Юзер. – Пару месяцев тому назад мои знакомые уже обрабатывали долину Паматры вдоль и поперек – и вернулись домой не солоно хлебавши».
«Чепуха! – усмехнулся Творн. – Я отсюда чую аромат спелой квашницы. И не забывай о фрубюргерах – разбойники швыряются камнями!»
«Быдло в долине еще паршивее, – заметила Суновера, барышня ростом с Джантиффа, но значительно шире в талии. – Жирные, вонючие паскуды все, как на подбор. Не люблю с ними совокупляться».
«В таком случае удирай! – отозвался Юзер. – Или тебе это не приходило в голову?»
«Жрать, совокупляться, удирать! – трагикомически провозгласил Гаррас. – Три побуждения, составляющих существование Суноверы!»
Джантифф обратился к Суновере: «А почему, собственно, вы должны совокупляться или удирать, если вам не хочется?»
Суновера досадливо прищелкнула языком и не ответила. Кедида потрепала Джантиффа по щеке: «И то и другое полезно для души, милый мой, а иногда необходимо во избежание исключительных неудобств».
Джантифф встревожился: «Я хотел бы знать, что от меня ожидается. Я должен с кем-то совокупляться? Или от кого-то удирать? В каких ситуациях полагается совокупляться или удирать? И где мы возьмем жранину?»
«Тайное станет явным во мгновенье ока!» – скорчил дьявольскую рожу Гаррас.
«Все в свое время, Джантифф, – покровительственно произнес Творн. – Не беспокойся, пока нет никаких причин для беспокойства».
Джантифф пожал плечами и скоро отвлекся, обратив внимание на комплекс грязноватых промышленных зданий – туда, судя по всему, направлялись почти все аррабины, ехавшие с ними по латерали. Снизойдя к его расспросам, Гаррас сообщил, что на этом объекте экстрагировались, перерабатывались и расфасовывались гормоны, служившие основным предметом аррабинского экспорта. «Рано или поздно и ты получишь повестку, – заверил Джантиффа Гаррас. – Отвертеться никому не удается. Строишься и маршируешь на завод, как автомат, ложишься на палету, едешь по конвейеру. Твои железы доят, твою кровь сосут, твою спинномозговую жидкость вытягивают – вообще, делают, что хотят, причем в самых интимных местах. Настанет твой черед, все испытаешь на своей шкуре».
О таком аспекте существования аррабинов Джантифф не подозревал. Нахмурившись, он провожал долгим взглядом оставшееся позади скопление приземистых корпусов: «И сколько времени это занимает?»
«Два дня. Еще два-три дня лежишь пластом, постепенно очухиваешься. Так или иначе, что-то же нужно экспортировать, чтобы платить за ремонт? В конце концов два дня – не слишком высокая плата за год равноправия».
Движущееся полотно закончилось у станции, где участники похода взошли в салон видавшего виды омнибуса. Раскачиваясь и угрожающе кренясь, скрипучий драндулет покатился вверх по дороге между крутыми склонами, поросшими голубым шиполохом и черными дендронами с ветвями, усыпанными ярко-алыми округлыми стручками, полными ядовитых семян.
Через