в прошлое и с непоколебимой уверенностью сказать: «Мы прошли свой путь и гордимся этим!».
Еще одной радостью для Сальвадора и Филиппе были дела сердечные. Последний, отличающийся своей подвижностью и остроумием, уверенно ухаживал за прекрасной дочерью дворецкого Лусией, живущей в хозяйском доме на правах члена семьи, каковым являлся и ее отец Паскуаль, заслуживший уважение и признание доброго, но одинокого старика Альдонсо. Спокойная, прилежная Лусия пока не сдавалась и всеми мыслимыми и немыслимыми способами удирала от назойливого кавалера, тщетно стараясь скрыть от него свою глубокую симпатию к молодому парню. Понимание этого забавляло весельчака Филиппе и одновременно двигало вперед к новым свершениям.
У Сальвадора была иная история. Он уже давно испытывал теплые чувства к дочери владельцев пансиона Монике Акоста, которая отвечала ему взаимностью, но при этом, боясь злых языков и гнева родителей, закоренелых консерваторов, резко делящих общество на богатых и бедных, достойных и нет, встречалась с ним тайком и не решалась во всеуслышание признаться в любви к бедному чистильщику обуви, зарабатывающему скудные гроши. По мнению Луисы и Рауля, их красавица-дочь заслуживала лучшего. Поэтому отец решил взять на себя бремя поисков подходящей партии для единственной дочери.
Каждое утро Моника просыпалась с одной мыслью – сегодня стоит признаться родителям, чтобы они более не питали бессмысленных иллюзий. Каждый вечер ее заканчивался тем, что она снова и снова подводила один и тот же итог – как и всегда, девушка не решалась заговорить на эту сложную и болезненную для нее самой и ее родителей тему. Чуткие Луиса и Рауль рано или поздно заметили, что в поведении Моники проглядываются изменения. Она, как никогда грустна и задумчива, изменилась в лице, осунулась.
– Что с тобой, дочка? – участливо спросила заботливая мать, присев рядом и обратившись к Монике, – я не узнаю тебя. Кто украл радость моей девочки? – она погладила ее по руке.
– Мама, похоже, я влюбилась, – тихо, почти неслышно проговорила Моника, не поднимая головы. Глаза Луисы радостно округлились.
– Кто же он? – вскрикнула она, – кто-то из твоих сверстников в лицее? Признавайся, дочка, не томи! – не терпелось матери узнать имя того, кому принадлежит сердце Моники.
В тот момент из своей комнаты, освежившись после прогулки на велосипеде, с сумкой для инструмента в руках вышел Сальвадор, выполнивший свой утренний долг перед городом, и направился вверх по лестнице, ведущей ко входу на первый этаж. Бесшумно открыв дверь, чтобы никого не беспокоить раздражающими скрипами, он оказался рядом с гостиной, в которой беседовали мать и дочь, а, возможно, попутно решалась и его судьба. Он хотел было уже совершить первый шаг, но интуитивно прислушался к знакомым женским голосам и притаился.
– Почему ты молчишь? – не понимала Луиса, глядя на блуждающую по комнате от окна к окну Монику, – ты назовешь мне его имя