разъярённая толпа московских архитекторов. Возглавляла их Машенька, одетая в чёрную рясу, с авоськой сломанных часов на груди… Меня выпустили.
Ещё одна параллельная кривая…
Не всегда мы ездили стопом, иногда опускались до покупки билетов.
Если взгрустнулось, шли на вокзал – и к Сойферу на Крещатик.
Фен – московский фотограф, человек-репка, казалось, он всегда невинно удивлен. Стоял и хлопал большими ресницами, и казалось, вот-вот заплачет. Билетов в Киев не было. А нам было очень нужно.
Фен-то и нашёл в зале игральных автоматов очень страшных бандитов. Они были везде круглые: без шеи, с гармошкой на затылке, отполированные до блеска, упакованные в кожзаменитель и треник.
Новые друзья заплатили за нас проводникам.
Потом Фен удачно продал им ящик портвейна, который мы взяли с собой на всякий случай – пополнил нашу мошну золотыми дукатами.
Позже мы весь этот портвейн вместе с бандитами выпили в тамбуре. После чего бандиты дали нам свои пушки пострелять в окно.
Затем я неведомым образом из плацкарта переместился в вагон-купе, где почему-то пил водку с матросом и с беременной женщиной. Причем из купе периодически выбегал ейный муж-качок, которого она со всей дури била по щекам.
Ночью меня разбудила злобная проводница, мы спали с матросом в обнимку на верхней полке в купе, а вокруг бегали разъяренные соседи морячка.
Спустя время я просыпаюсь в купе совершенно один, на белых простынях, цветочки в графине…
Поезд подозрительно долго стоит. Думаю: это может быть только Киев. Ищу ботинки. Их нет! Мои великолепные кроссовки «Сан Шайн» – на два размера меньше. Я их носил как волк из «Ну, погоди!». Они посередине лопнули и держались на ноге за счет резиновой подошвы.
Зато по центру купе красовались, мерцали в солнечной неге новенькие адидасы. Я их надеваю и падаю в Киев. Эти адидасы я потом носил пять лет, не снимая, сносу не было…
Вот такой Фен был хороший человек… Отвлеклись…
После Киева мы ехали во Львов. Мы с Машенькой катили на запад, на развилках дорог встречая обрывки нашей подвижной человеческой цепочки. У меня нашлась горилка из Жмеринки, у Василия – сало из Черновцов, у Фена черняшка – костерок, шпикачки. Степной чай кипятили в найденной на обочине консервной банке.
Во Львове я вырвал на трассе знак «Осторожно дети» и притащил его в общежитие. Однажды мы целый день просидели в кронах деревьев, изображая из себя грачей в парке «Погулянка». В лесу «Жупан» заперли себя в пустующую клетку зоопарка.
Пока архитекторы снимали мерки – рисовали арки средневекового города, я с Алеаторикой примерял сапоги-скороходы в парке «Вознесение», рядом с руиной высокого замка. После того как замок разрушил Карл XII, ведьмы назначили лысую гору своей резиденцией. В засыпанном песком античном колодце мы откопали череп дельфина. Потом он долго пылился на кухне в Чистом переулке.
Мы добирались до дальних пределов. Пронеслись через Черновцы,