думал, дворецкий – ты. Ты похож…
– Это немыслимо! – крылья возмущённо хлопнули.
– Ну, не сердись. Хотел сделать комплимент… откуда мне знать… Не хочешь быть похожим на Батлера?
– Кто захочет быть похожим на страшилу? – он посмотрел на сумасшедшего, коим я был уже целые сутки. – Когда-то вы привезли сюда милое существо, помещавшееся в кармане, оно вызывало жалость и ещё одно чувство, о котором благоразумнее умолчать. К вашим визитам оно преображалось, становилось уродливей и больше, пока не превратилось в то, что есть…
Если бы у птиц было лицо, ворон изменился бы в лице, обрисовывая дворецкого. Птичья лексика не вытягивала портрет, крылья дирижировали нечто большое, дёрганый глаз округлился до монокля, в котором двигалось изможденное отражение, похожее на меня.
– …и это чудовище всё время молчит.
Старания Доктора вылетели в трубу, я и смутно не представлял, как выглядит Батлер, но вспомнил, как ночью, обходя дом, слышал из окон подозрительные звуки.
– А почему он не с нами? Где этот страшный дворецкий?
– Не знаю. Должен быть где-то здесь. Он появляется всегда вместе с вами.
По спине скукоженным ручейком потёк оптимизм, взвыла тревога. Над окнами нависли тучи. Благородные ночники отдыхали на стенах без работы, а где-то рядом по дому бродило то – не знаю что, могло подкрасться, напасть, и ни звука. Единственная польза от новости – вытеснила озноб, успокоился желудок, начавший привыкать к голоду. Захотелось спать, но кровать бездельничала в прихожей. Зато имелся стол, не меньших размеров, на котором можно прилечь, прогнав Доктора… Мысль показалась интересной. Стол – единственное, что могло заинтересовать, а я почти не обратил на него внимания… И всё из-за Доктора… всё внимание на него.
– Быстро отвечай, что скрываешь?
Доктор с отвисшим клювом оторопел. Не дожидаясь ответа, я нырнул под плиту саркофага. Лучшего сравнения не найти столу, похожему на усыпальницу; чем больше вникал, тем меньше видел стол. Эллиптический, по форме столешницы, но не мраморный, а из тиса – древа смерти, как звали древние. Тисовым делали всё, что планировалось навсегда. По периметру, чередуясь, крепились железные головы людей и птиц, словно насаженные на пики, и, кажется, это были головы воронов. Я покосился на Доктора – очень похож. Спиритические салоны, куда мамзели затягивали кавалеров, заострили нюх, чуявший некроманта за версту. Подкатило жуткое чувство, как при встрече с поместьем. Мрачности добавляли бестелесные головы, с бюстами было бы веселей, а не так, как на площади после казни. Все сговорились – смотрят, давят, ждут. Ну и дождались – окрестил, как нравилось – это помогало не замечать молчаливых требований.
Уже вылезал, и то ли ситуация показалось знакомой, то ли саркофаг зацепил струны памяти, что-то тронуло в железных лицах, заставило задержаться. Да, что-то общее, но ворон, похожий на Доктора, увёл мысли в сторону. Гордец, следивший за входом – римский легионер. Похожих лепок в музеях предостаточно, тех грамотеев ни с кем не спутаешь. За ним греческий профиль, борода норманна, турецкий тюрбан. Саркофаг