росла подписка на эти издания. Лидером был «Огонек», за каких-то три года подписка на журнал выросла в 6 раз и в 1990 году составляла уже 4 миллиона шестьсот тысяч. Не отставал и «Новый мир», подписка на него по сравнению с доперестроечными временами выросла в 10 раз и составляла почти 2 миллиона. На станицах этих журналов публиковались ранее запрещенные авторы и произведения и, что особо интересовало читателя, неизвестные, ранее замалчиваемые страшные факты времен культа личности, рассказывалось о забытых и замалчиваемых невинных жертвах сталинского беспощадного режима. Это не могло оставлять читателей равнодушными, будило от гражданской спячки и равнодушия, призывая каждого к осмыслению общественной ситуации и к политической активности. Помню, когда я прочла в «Новом мире» «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, где он, опираясь на свидетельства многочисленных арестованных и осужденных, показал весь страшный конвеер гулаговской мясорубки от ареста, обыска, изуверских допросов с выбиванием признаний, пересылки в переполненных душных столыпинских вагонах, предназначенных для перевозки скота, голода, недоедания и изнуряющего труда в гулаговских лагерях, в которых не многим удавалось выжить, я написала заявление в свой партком о выходе из партии. Это был небезопасный шаг, грозивший мне крупными неприятностями. Ведь я работала тогда в самом консервативном институте Академии педнаук, академики и профессора которого яростно боролись с педагогами-новаторами, реализующими идеи перестройки на педагогической ниве. Были и внутренние психологические причины, заставляющие меня колебаться, когда писала заявление о своем выходе из партии. Ведь я вступала в партию по убеждению, что членство в партии позволит мне более активно заниматься общественно-полезной деятельностью. Да и принимал меня рабочий коллектив тюменского моторного завода, выбравший меня в комитет комсомола на освобожденную комсомольскую работу. И все-таки я не могла больше оставаться в партии, у которой руки по локоть в крови, и которая довела страну до столь кризисного состояния. Нужно сказать, что сталинисткой я никогда не была и о преступлениях этого режима знала не понаслышке. Я выросла в северном Тевризском районе Омской области, в дремучем урмане которого было пять сиблаговских поселков, куда в 30-е годы свозили семьи несчастных раскулаченных, среди которых были и мой папа со своими родителями, донскими казаками, так и оставшимися лежать в этой далекой неласковой для них земле. Но только после прочтения «Архипелага ГУЛАГ» я в полной мере осознала весь масштаб и ужас совершенных Сталиным злодеяний. Да, гласность открыла нам глаза на это. Но что интересно, во время перестройки еще непоколебим был для нас авторитет Ленина, и бытовало мнение, что его политику и идеи извратил Сталин. Не замахивалась на критику Ильича и прогрессивная пресса того времени. И только наш товарищ по Тюменскому университету начитанный и умный физик Валера Неверов, хитро прищурясь, мог задать мне, искренней
