можно сказать, за людей не считали.
«Вспомнив» все это, я в станице практически не бывал, а когда приезжал к Селеверстовым, то старался со сверстниками не встречаться. Больше мне нравилось общаться с взрослыми казаками, слушая их степенные рассуждения о жизни. В прошлой жизни мне было пятьдесят с хвостиком, поэтому ребячьи забавы и разборки за место под солнцем в их кругу меня как-то не прельщали. Взрослые казаки после моего боя с хунхузами приняли меня, конечно, не как равного, но относились ко мне уважительно, особенно те, кто был на берегу Амура и видел мертвых бандитов с простреленными головами и перерезанными глотками. Митяй Широкий, точнее, вахмистр Дмитрий Шохирев (Широкий – станичное прозвище), мне как-то сказал: «Если кто попытается обидеть, мне скажи. Любому играло обломаю и скажу, что так и было». И ему тяжело было не поверить, что обломает. Такого здоровяка надо было бы поискать: под два метра ростом, в плечах метра полтора. Ходячая гора мышц, перевитых сухожилиями! И это были не накачанные в спортзале для рельефа мышцы. В станице до сих пор вспоминают, как года четыре назад, во время празднования Рождества Пресвятой Богородицы на площадь перед станичным правлением, где было полно народу, собравшегося для крестного хода, вылетела телега, которую понесли напугавшиеся выстрелов в воздух впряженные в нее две лошади. На их пути встал Шохирев и остановил взбесившихся лошадей, схватившись за заднее колесо телеги. По словам очевидцев, ноги Митяя Широкого пропахали две глубокие борозды в утоптанной земле перед правлением, но лошади, как ни рвались дальше, продолжить свой бег не смогли.
Поддержка такого человека много для меня значила. Кроме того, воинское звание у Шохирева было самое высокое среди казаков станицы, и была вероятность, что чуть позже станет Митяй Широкий атаманом Черняевского округа. Хозяином Шохирев был справным, а молодость – дело проходящее. И хорошо, что проходящее, потому что именно молодость моего тела привела к событиям, которые взбудоражили всю станицу.
Тимоха, как выяснилось, сохнул от неразделенной любви к Анфисе – дочери атамана Селеверстова. Будучи на год старше Тимохи, Анфиса на него никакого внимания не обращала. Мелюзга, да еще и подпасок! Фи! А Тимоха тяжко страдал. Анфиса уже в свои пятнадцать лет была настоящей сформировавшейся казачкой, очень похожей на актрису из моего времени Эллину Быстрицкую, которая сыграла Аксинью в «Тихом Доне». Одним словом, и коня остановит ударом в лоб, и горящую избу по бревнышку разметает.
Я же в своем времени как-то привык к другим женским формам. Из всех женщин станицы мне больше всех нравилась знахарка Марфа. В этой тридцатилетней, стройной с тонкой талией женщине была такая природная грация и женственность, что я просто млел, глядя на нее. Тем более что Мария (Марфой ее почему-то называли только в нашей станице) была очень похожа на мою первую жену, которую я безумно любил и был просто морально раздавлен, когда она ушла от меня, не выдержав кочевой, неустроенной в бытовом плане жизни жены офицера спецназа. Обстановка в Баку и Нагорном Карабахе,