(а чужак уже привстал) и что есть силы, наотмашь, лязгнув по выставленному автомату, достал до головы! Смачно так… «Готов!» Толкнул куль тела ногой. Чернее всего чёрного потекла лужица крови из-под головы.
«Почему не удивился? А травили за завтраком байки-страшилки всякие, в том числе и про абордаж. Вроде как со смехом, а вот поди ж ты…» Сглотнул вязкую слюну. «Так! Отдышаться!»
Темно! Шарил, цеплялся расширенными зрачками по дорожке меж рядка коек – автомат не увидел: «Наверное, отлетел от удара». Наконец, словно вскрывая мозг, выдернул беруши (давят-распирают). И что уже было понятно, но доходило приглушённым, словно каким-то несерьёзным фактом, хлынуло в полную силу: звуками стрельбы, криков и низким уханьем взрывов. «Чёрт. Хоть снова вставляй в уши – если рвут гранаты, то в замкнутом помещении точно оглохнешь».
Из двери потянуло запахом дыма. Выглянул: аварийные лампы мутными блямбами подсвечивают в конце коридора горбатящиеся спинами силуэты на полусогнутых.
«Чужие!»
В его сторону никто не смотрел. Но вдруг там, в конце коридора застрекотало скупыми вспышками выстрелов, затем жахнуло ярче, докатилось по ушам, поволокло гарью, потом заклубилось непроглядно, сквозя в его сторону. И неожиданно из дыма вывалились фигуры, прямо на него, теснящиеся в коридоре, откашливающиеся, понукаемые кем-то сзади: «Гоу, гоу!»
Попятился, всё с тем же огнетушителем, не успевая замахнуться, а руки сами заученно вскрыли пломбу, выдёргивая предохранительную чеку. Струя в рожу опрокидывает первого прорвавшегося, бьёт напором в следующего. В тесноте коридора образовывается свалка, крики.
Вовремя падает на спину, продолжая удерживать баллон, выставив шланг с сифоном, давя, изрыгая струю пены, потому что поверх прошли пули, почти видимые в дыму́, который уплотняется, клубится… И в этой кутерьме, почти не замечая, через него перескакивают, спотыкаясь, шипя ругательства на своём – английском.
Сам молчит, скукожившись, прижав опустевший баллон к груди, стиснув зубы и щёлочки слезящихся глаз, одурев от напора и топтанья почти по голове. А когда услышал знакомое – мат и короткие приказы на русском, заорал и сам (чтобы свои ненароком не пристрелили) на самом лучшем пароле – матерном.
– Эй, паря, жив?
По голосу узнал прапора из морпехов – у того был характерный малоросской (а точнее кубанский) говор.
– Лихо ты их запенил! Подсобил! – Прапорщик помог ему встать. – Погодь! А ведь это мысль! Залить водой из противопожарной… и хай хлюпают, пока мы их…
– Где? – Вяло шевелил языком, слабо соображая. – Всё уйдёт через шпигаты…
Но прапорщик уже словно забыл о нём, отмахнувшись «ща, ща!» от подскочившего покашливающего сержанта, стал быстро говорить в гарнитуру переговорного устройства, вероятно докладывая «наверх»:
– Задраим смежное помещение и врубим газофреонную противопожарку. В аппаратной и у машинно-котельного! Это осуществимо? По крайней мере, одну группу локализуем точно…
Набежали