решит начальство.
Мне не нравится его неизменное спокойствие. Его нисколько не зажег, не заинтересовал этот поиск. Валя лишь добросовестен и пунктуален, как всегда. Я никогда не видел, чтобы он волновался, горячился, переживал что-то. Может быть, он так глубоко это все прячет, так умеет владеть собой? Нет, непохоже. Хотя Валя никого, по-моему, особенно близко к себе не подпускает. Я, например, все время ощущаю некую дистанцию между нами, ближе начинается какой-то непонятный холодок и мягкое, но упругое отталкивание, что ли.
– Да, как решит начальство, – сердито повторяю я. – Вечером доложим.
На столе звонит телефон. Это Саша Грачев.
– Заходи, – отрывисто говорит он.
Мушанский, сгорбившись, сидит около стола Саши Грачева, зажав ладони между колен, и сосредоточенно смотрит в пол. Густые черные брови сошлись на переносице, на небритых скулах перекатываются желваки.
Некоторое время мы молчим. Потом Мушанский начинает говорить, медленно и серьезно, по-прежнему глядя в пол и зажав коленями руки:
– Ладно. Я вам кое в чем признаюсь. Видит бог, я не хотел подводить этого человека. Но вы, – он бросает на меня быстрый и насмешливый взгляд, – вы отыскали уже тропинку к нему и, конечно, с нее не сойдете. Так ведь?
Я пожимаю плечами:
– Какого человека вы имеете в виду?
– Сейчас узнаете. И еще… – Он усмехается. – Я догадываюсь, какой вопрос вы мне сейчас зададите. Я же прекрасно помню ту встречу в гостинице и до последнего слова помню свой разговор с молодым человеком. Вы спросите, – он снова, уже пристально, смотрит мне в глаза, – откуда мне известно имя того человека, который жил в «люксе». Так ведь?
– Да, так, – киваю я.
– Ну, вот видите? – Мушанский самодовольно улыбается. – Не такой уж я, извините, дурак. Да, имя его мне было известно. И не только имя, кстати. Я рассчитывал в том «люксе» найти кое-чего побольше, чем две дрянные кофточки. Уверяю вас. И нашел бы, если бы не та горничная, которая вошла в номер. Я не хотел ее трогать. Я даже сам не понимаю, что со мной вдруг случилось. Вы можете мне не верить, это ваше дело. Но все было именно так. Какая-то мутная волна страха захлестнула меня, что-то оборвалось внутри…
Я не прерываю его, пусть выговорится. Я не хочу разрушать это его состояние, его решимость все рассказать.
– Так вот, – продолжает он. – Скажу вам то, чего еще никому не говорил, – и бросает иронический взгляд на сидящего в стороне Сашу Грачева. – В этом деле у меня был помощник, весьма ценный, кстати, – и вдруг, прерывая себя, спрашивает: – Почему вы не записываете?
– Запишу, – отвечаю я.
– Да уж, придется, – каким-то странным тоном подтверждает Мушанский. – Хотя вам этого записывать и не захочется. Потому что помощником моим была… Варя Глотова.
Он теперь не спускает с меня глаз. Но я уже взял себя в руки и внешне совершенно невозмутим. Мушанский явно неудовлетворен моей реакцией и нахально спрашивает:
– Вы