Харгроув устроила, чтобы сегодня вечером здесь присутствовали папарацци. Она слила фотографам место проведения ужина, который Фред устроил для нас в канун Нового года. Фотосессии подстраиваются и тщательно планируются, чтобы публика могла следить за развитием нашей истории и видеть, как мы счастливы благодаря тому, что нас так удачно подобрали друг другу.
И я действительно счастлива с Фредом. Мы с ним отлично ладим. У нас схожие вкусы, и нам есть о чем поговорить.
Потому я и беспокоюсь: все пойдет прахом, если окажется, что процедура сработала неверно.
– Я слышал по радио, что они эвакуировали часть Уотербери, – замечает Фред. – И часть Сан-Фран-циско. Беспорядки начались на выходных.
– Фред, я тебя умоляю, – произносит миссис Харгроув. – Нам действительно совершенно необходимо разговаривать об этом за ужином?
– Бессмысленно делать вид, будто ничего не происходит, – отрезает Фред, поворачиваясь к ней. – Именно это делал папа. И посмотри, к чему это привело.
– Фред! – В голосе миссис Харгроув появляется напряжение, но ей удается удержать улыбку на лице. Щелк! На секунду столовую освещает вспышка фотокамеры. – Сейчас действительно неподходящий момент…
– Мы не можем больше притворяться! – Фред обводит присутствующих взглядом, словно взывая к каждому из нас. – Сопротивление существует. Возможно, оно даже растет. Эпидемия – вот что это такое.
– Их блокировали в Уотербери, – подает голос моя мать. – Я уверена, что и в Сан-Франциско сделают то же самое.
Фред качает головой.
– Вопрос не только в заразных. В том-то и проблема. Существует целая система сочувствующих – сеть поддержки. Я хочу сделать то, чего не сделал папа, – с внезапной силой произносит Фред. Миссис Харгроув застывает. – Много лет ходили слухи о том, что заразные существуют и что их число даже возрастает. Вы это знали. Папа это знал. Но вы отказывались верить.
Я наклоняюсь над тарелкой. Кусок ягнятины лежит, нетронутый, рядом с зеленой фасолью и желе из свежей мяты. Я молюсь, чтобы журналистам снаружи не вздумалось сделать кадр сейчас: я уверена, что покраснела. Всем за столом известно, что моя бывшая лучшая подруга попыталась сбежать вместе с заразным, и они знают – или подозревают, – что я покрывала ее.
Голос Фреда делается тише.
– К тому времени, как он признал это, – к тому времени, как он пожелал действовать, – было уже поздно.
Он касается руки матери, но та берет вилку и снова принимается есть. Она с такой силой тыкает вилкой в зеленую фасоль, что зубцы прибора пронзительно звякают об тарелку.
Фред откашливается.
– Я отказываюсь относиться к этому иначе, – говорит он. – Для всех нас настало время посмотреть в лицо этой проблеме.
– Я просто не понимаю, почему мы должны говорить об этом за ужином, – возражает миссис Харгроув. – Когда у нас такой чудесный вечер…
– Прошу прощения, – излишне резко произношу я. Все за столом с удивлением поворачиваются ко мне. Щелк! Представляю себе,