лета, когда мы с Линой и Алексом обретались в доме номер тридцать семь по Брукс-стрит, одном из многих здешних заброшенных домов. В доме номер тридцать семь Лину с Алексом застукали регуляторы – из-за этого они и предприняли свой случившийся в последнюю минуту, плохо спланированный побег.
Диринг Хайлендс тоже в куда большем запустении, чем мне помнилось. Этот район практически забросили много лет назад, а позже череда полицейских рейдов создала ему репутацию сомнительного. Когда я была маленькой, дети постарше любили рассказывать истории о призраках неисцеленных, которые умерли от амор делирии невроза и до сих пор бродят по улицам. Мы подначивали друг дружку – кто осмелится сходить в Хайлендс и потрогать заброшенный дом? Надо было коснуться ладонью стены и продержать ее так полных десять секунд – как раз достаточный срок, чтобы болезнь просочилась в тебя.
Однажды мы с Линой проделали это вместе. Она пошла на попятный через четыре секунды, а я продержалась все десять, медленно считая вслух, чтобы наблюдавшие девчонки тоже это слышали. Целых две недели я была героиней нашего класса.
Прошлым летом случился налет на нелегальную вечеринку в Хайлендсе. Я была на ней. Я позволила Стивену Хилту прижиматься ко мне и шептать мне на ухо…
Одна из четырех нелегальных вечеринок, на которых я присутствовала после выпускного. Я помню, в каком нервном возбуждении я крадучись пробиралась по улицам во время комендантского часа, с сердцем, бьющимся где-то в горле, и как мы с Анжеликой Мэрстон встретились на следующий день и посмеялись над тем, как ловко мы провернули это дельце. Мы шепотом разговаривали про поцелуи и грозились сбежать в Дикие земли, словно маленькие девочки, болтающие про Страну чудес.
В том-то и суть. Все это было детской чушью. Одной большой игрой про то, во что мы якобы верим.
Этого не должно было произойти ни со мной, ни с Анджи, ни с кем-либо другим. И уж точно этого не должно было произойти с Линой.
После налета этот район снова официально приписали к Портленду и часть зданий снесли. Здесь планировалось возвести новые низкодоходные дома для муниципальных работников, но строительство застопорилось после террористических актов, и, пересекая Хайлендс, я вижу одни лишь развалины – ямы, рухнувшие деревья с торчащими корнями, перебаламученную грязь и ржавеющие металлические вывески, гласящие, что здесь полагается носить каску.
Так тихо, что даже шорох шин кажется оглушительным. Внезапно ко мне приходит непрошеное воспоминание: «Тихо среди могилок идешь или в могилке лежишь», – в детстве мы шептали это, когда проходили через кладбище.
Кладбище. Именно на него похож сейчас Хайлендс.
Я слезаю с велосипеда и прислоняю его к старому дорожному знаку, указывающему путь к Мэйпл-авеню, еще одной улице с большими аккуратными ямами и выкорчеванными деревьями.
Я прохожу немного в сторону Мэйпл, чувствуя себя все более по-дурацки. Здесь никого нет. Это очевидно. А Диринг Хайлендс – большой район, лабиринт маленьких улочек и тупиков. Даже если родственники Лины