узкую талию, – вот и Тобиас Джордж. Под кожей у него одни хрящи да кости. Лицо ничего не выражает, пока мы скользим по воде к причалу.
Патрик встает еще до того, как мы швартуемся, несмотря на предостережение проводника. Одну руку он держит на бедре, словно Вашингтон, переправляющийся через Делавэр. И только собирается высказать крепкое приветствие, как нос катера бьется о причал; Патрик начинает размахивать руками подобно мельнице и чудом не падает в болото.
Тобиас никак не реагирует на происходящее, а вот наш проводник не отказывает себе в удовольствии и смеется.
Патрик удерживает равновесие и хватается руками за причал, выползая из лодки, подобно ребенку, который учится ходить. И я благодарю Бога за то, что мне довелось это увидеть.
Тобиас не собирается нам помогать.
Я осторожно вылезаю следом.
– Жди нас здесь, – говорю я проводнику.
Он кивает, глушит мотор и выуживает из кармана рубашки пачку сигарет.
– Зачем приехали? – спрашивает Тобиас.
Он еще ни разу на меня не взглянул. Его взгляд прикован к Патрику: он знает, что с Патриком шутки плохи.
– Сумасшедший ты ублюдок, Тобиас. Что ты, черт возьми, творишь?
Тобиас поворачивается и исчезает в лачуге, флаг Конфедерации закрывает проход.
– Заходите, что уж.
Мы заходим. Внутри еще жарче. Воздух застоялся: кажется, что помещение не проветривали лет двадцать, а еще здесь несет марихуаной. Дрейфующие пылинки видны в лучах света, идущих от окна, прикрытого потрепанной и заляпанной тушками насекомых пластиковой заслонкой. В комнате почти нет мебели: одна-единственная кровать с матрасом слева у стены, дешевый раскладной стол, складной пластиковый стул и комод. Рядом с кроватью стоит походная плита с маленькой кастрюлькой и несколько банок технического спирта для разогрева. На столе лежит кучка тускло-зеленых окурков, несколько пачек сигаретной бумаги и зажигалка.
В задней стене есть еще одна, плотно закрытая дверь. Стоило сделать к ней несколько шагов, как я сразу понимаю, что за ней не ждет ничего хорошего. По мере приближения воздух портится, оседая в горле скверной сальной пленкой, всасывающейся в плоть. Жестокие фантазии наливаются в коре мозга подобно грозди опухолей. Я стараюсь не подавать виду, что представляю, как выковыриваю глазные яблоки своих собеседников зазубренной ложкой для грейпфрута.
– Не ходи сюда, Патрик, – говорю я.
Не надо, чтобы он видел подобное.
– Что? Почему?
– Поверь мне на слово. Именно за этим ты меня сюда и привез.
Тобиас бросает на меня взгляд, будто наконец понимает цель моего присутствия. И все-таки его сложно разгадать: лицо по-прежнему ничего не выражает.
– Так вы здесь, чтобы убить меня? – спрашивает он.
Патрик уже достал оружие. Но пока целится в пол, не сводя глаз с Тобиаса. Кажется, что-то обдумывает. Я понимаю: что бы ни находилось за этой дверью, оно влияет на него. Грязные