потребовалось время (около ста лет), пока «дешевые товары – эта тяжелая артиллерия буржуазии, которой она сметает все китайские стены» устаревших традиций, не привели к социальной глобализации, подтвердив прогноз, сделанный в середине XIX века.
«Условия существования, при которых человек имеет отношения с полным набором качеств нескольких людей, меняется на взаимодействие с личностными модулями многих»[5]. Человек остается один на один с обществом и государством, демонстративно пренебрегая защитным панцирем общинных (клановых) и семейных традиций, считая их слишком обременительными. Отсутствие страха (как говорили предки) «социальной обнаженности» означает, что современный уклад жизни определяет система с присущими для нее правовыми институтами. Саму по себе систему отличает ряд свойств:
♦ личные качества руководителя не имеют значения для социального статуса;
♦ власть не выходит за формально установленные рамки;
♦ авторитет человека зависит от его компетентности;
♦ участники системы взаимозаменяемы;
♦ социальная защита свободна от филантропии;
♦ в качестве карательной меры используется наказание.
Естественно, в системно ориентированном обществе, где то, что разрешено – разрешено всем, а то, что запрещено – тоже всем, человек равно как свободен, так и беззащитен («как колодник, вытолкнутый в степь», по определению А. Герцена). Однако потенциал личной инициативы («социальный капитал» по определению Ф. Фукуямы) оказался мощной силой. Пока что она (эта сила) еще не очень хорошо исследована. Исторический опыт недостаточен (в отличие от среды и семьи с их многовековым опытом). Привнесенная ей глобализация информационного, культурного и экономического пространства лишь осмысляется в ее хороших и дурных последствиях, тем более, что мы наблюдаем происходящее со стороны. У нас иной исторический опыт.
История Европы двигалась соответственно естественной природе личностного онтогенеза, приноравливая к личности уклад жизни, история нашего отечества выглядит как упорное стремление уклониться от необходимости учитывать личность в качестве ориентира социальной политики. Мы оказываемся все время в роли Обломова, которого пытаются столкнуть с привычного места обитания, но оно устраивает его таким, как есть. Иногда власти и народ подыгрывали Западу, перенимая у него кое-что, частично, не в полной мере и ненадолго (все-таки культура, наука, промышленность там развиваются лучше нашего), но по большей части просили оставить нас в покое, а если кто-то хотел насильственно приобщить к тем ценностям – упирались всем миром, не считаясь с жертвами.
Должно быть, мы так и продолжали бы жить (коли природные ресурсы дают достаточный «естественный продукт» в полном объеме), сохраняя дистанцию, позволяющую брать у них достижения, не затрагивающие