Затонувший гобой: Антология английской, французской и бельгийской поэзии XVIII, XIX и XX веков
как бы я расправил крылья!
Как в песне Рюккерта парить
В лазури с ними без усилья!
К весне полет свой устремить!
Шарль Леконт де Лиль / Charles Leconte de Lisle (1818 – 1894)
Экклезиаст
И рек Экклезиаст: быть лучше псом живым,
Чем мертвым львом.17 Конечно, не считая
Еды и пития, здесь всё – лишь мрак и дым:
Небытия полна могилы тьма густая.
Античных в тишине ночей, всегда томим
Тревогою, на троне восседая, —
Резном, слоновой кости, – недвижим,
Он вдаль глядел, как будто вспоминая.
Любимец солнца прежде, он теперь стонал:
И смерть есть ложь! Счастлив, кто – как в провал,
Как в бездну – смертию мгновенно увлечен!
Навеки, навсегда! От ужаса немея,
Бессмертия страшась, как от вина хмелея,
Я вечной Жизни вой здесь слушать обречён.
Шарль Бодлер / Charles Baudelaire (1821 – 1867)
Читателю
Заблуждения, скаредность, глупость, грехи
Наши движут тела, занимают умы.
Словно нищие – вшей, нашей совести мы
Угрызения кормим, сердцами глухи.
Покаяния наши безвольны, слабы.
Откупиться дерзаем, обеты поправ.
И по скользкой дорожке несёмся стремглав,
Грязь слезами не смыв, наслаждений рабы.
Сатана к изголовью приник – Трисмегист—
И качает наш дух, зачарованный Им:
Исчезает в плавильне Его, словно дым,
Драгоценный металл нашей воли – лучист!
Словно куклы на нитках, подвластны Ему!
Гнусных манит вещей нас пленяющий вид.
Каждый день шаг за шагом спускаясь в Аид,
Мы бесстрашно идём сквозь зловонную тьму.
Словно хахаль бедовый, подружки своей
Истерзавший лобзаньем античную грудь —
Плод запретный сорвав, не стыдимся ничуть:
Плотью спелой упившись, сжимаем сильней!
На пирушку собрался бесóвский народ —
В головах наших – сонмом гельминтов киша!
Как пловец изнуренный, глубóко дыша,
Гибнем в мутном потоке нахлынувших вод!
Преступлений кровавых, ласкающих взор, —
Нет, не вспыхнет узор по банальной канве
Наших жалких судеб – как цветы на траве!
Блеск кинжала, пожар – не про нас разговор!
В своем гнусном зверинце пороки снуют:
Морды тычут шакальи, визжа и рыча.
Стонут, воют, скулят, извиваясь, урча,
Рвут на части когтями и кровью плюют.
Есть же там, среди монстров вопящих, один —
Безобразней и злей и грязнее других:
Угольком своей трубки мерцая, притих —
Властелин эшафотов и мрачных руин!
Скука – имя его! Он одним лишь зевком
Целый мир проглотил бы без звука, шутя!
Ты ведь знаешь его, мой читатель, хотя
Лицемерно молчишь, став моим двойником!