сиреневое пятно. Оно пахло так, что я едва не упал. Вокруг пятна летало нечто разноцветное. Рядом сидело другое разноцветное и издавало мелодичный скрипящий звук.
Ты посмотрела на открывшийся пейзаж, уверенно засмеялась и сделала еще шаг. Потом обернулась, снова не узнала меня и весело махнула рукой. Как будто сказала «прощай» старому заснеженному миру. Тогда-то я и увидел веснушки. Последнее, что я увидел. Проем с хлюпаньем закрылся. Ты больше не была со мной.
Я стоял, онемев от ужаса. Я не знал, что делать. Не понимал, как жить дальше. Сначала я подумал, что твое исчезновение станет повторяться каждый день. Снова и снова. Но назавтра в университетском парке никого не было. Я ждал тебя полтора часа, леденея изнутри и кутая в карманах непослушные замерзшие руки. Потом вернулся домой. Слезы катились по моим белым щекам и примерзали к обветренной коже. На следующий день тебя опять не было. На третий – тоже.
Мой мир по-прежнему стоял, но в нем появилась ужасающая неправильность. Снег сыпал и лежал, буро-зеленый вокзал остался на месте. И тем не менее, я продолжал находить знаки. Теперь они были здешние, мертвые. За окном я нашел трупик цветной птицы. В сугробе у подъезда заметил заледеневшего жука. Что до цветной полосы в небе, ее я больше не видел. Капли с неба падали на меня – но в виде твердых тяжелых шариков. Они достигали размеров ногтя на мизинце и были мутными, как искусственный жемчуг.
Тогда-то, устав от слез и слабости, мешавшей мне встать с холодной постели, я и решил найти могилу первого европейца. Я знал, что он пытался сделать мир меняющимся и неповторимым. Я дошел до кладбища, ютящегося во дворе буро-рыжего монастыря. Там не чистили снег. Приходилось пробираться в сугробах, доходящих до пояса. Я бродил по некрополю, чертыхаясь и проклиная все на свете. Штаны покрылись корочкой льда. Перчатки промокли. Руки превратились в бесчувственные культи.
Наконец в дальнем углу кладбища я нашел старую, ветхую, но внушительную могилу. Я едва понял, чья она. Пришлось разгрести снег, скрывающий надпись. Без сомнения, там лежал первый европеец. Он был мертв. На черном обелиске не было никаких цветных пятен. Никаких знаков. Обычная могила, такая же неизменная и повторяющаяся, как все остальное.
Я понял, что обманулся. Изобретатель истории не поможет мне. Он не вернет тебя. Не укажет, где тебя искать. Я снова заплакал. Потом подумал, что могу хотя бы попытаться подать тебе знак. Оставить что-то, что может дотянуться из моего мертвого мира в твой. Я сел в сугроб около могилы и начал писать непослушными замерзшими пальцами.
Стоя у буро-зеленого вокзала под эстакадой, я заканчиваю рассказ. Я не верю, что наши миры пересекутся. Чудо не происходит дважды. Блеклые и яркие краски не смешиваются под одним небом. Но когда я завершу мою смутную, как метель, речь, воспоминания о тебе останутся со мной навсегда. Они будут повторяться в моем заснеженном городе каждый день. К моей детской, нелепой