rel="nofollow" href="#note41" type="note">41, хотя был моложе на одиннадцать лет… зато сейчас Жан чувствовал такой невероятный прилив сил, словно скинул все сорок. Ухватившись за надежную опору, он утвердил стопу на каменном ребре и легко бросил тело вверх, не оставляя себе времени ни на лишние раздумья, ни на сомнения.
Темная одежда сливалась с почти черной листвой плюща, так что даже случайный запоздалый гуляка вряд ли различил бы тень, поднимающуюся с необыкновенной ловкостью вверх по стене, прямо к узкому окну башни…
Добравшись до скошенного под довольно крутым углом медного отлива, замещающего снаружи широкой подоконник, Жан оказался в затруднении. Руки и ноги его уже гудели от напряжения, шея затекла; чем выше он взбирался, тем тоньше делались плети плюща, становились все более ненадежной страховкой. А чтобы постучать в окно, привлекая внимание Эрнеста, ему требовалось освободить одну руку и доверить свой вес лишь двум еле заметным выступам, а другой рукой только подстраховывать себя, цепляясь за угол арки. Было бы чертовски обидно сорваться и переломаться при падении, когда он практически достиг цели…
Неожиданно окно над его головой задрожало и с треском распахнулось, и Эрнест, свесившись наружу с риском свалиться, простер к Жану обе руки:
– Держись!.. Кажется, мне повезло встретить такого же психа, как я сам…
«Какое счастье! Он не спал, он ждал меня!..»
Появление любовника в оконном проеме было прекрасным зрелищем – Марэ сразу испытал прилив сил и успокоено выдохнул, зная, что теперь уже точно справится… Поймав протянутую к нему спасительную ладонь – хотя было очевидно, что рассчитывать нужно в первую очередь на собственные мышцы, поскольку юноша просто не удержит его вес – Жан последним усилием забросил себя на откос. Потом ухватился за раму и окончательно влез в комнату художника.
Оказавшись в безопасности, актер дал себе по-честному отдышаться и промокнул рукавом водолазки выступивший на лбу и щеках пот.
– Уффф… это было… был весьма… тонизирующий трюк… – неловко пошутил он, вдруг поняв, что не знает, какой реакции ждать от Эрнеста на его мальчишескую выходку. Нет – мальчишеской ее можно было бы назвать, не будь ему на самом деле пятьдесят восемь.
«И что ты хотел ему доказать, старый дурак? Что?» – спросил он сам себя, с досадой ощутив, как тело, получившее адреналиновую встряску, мелко и противно дрожит, выдавая вовсе не молодой задор, а истинный возраст стареющего сумасброда.
Эрнест стоял рядом, в полушаге, глядя на него расширенными от изумления глазами, и так тяжело и неровно дышал, словно они вместе лезли вверх по отвесной стене… Он был без рубашки, и было видно, как у него отчаянно колотится сердце, а на груди блестят бисеринки пота. Еще бы, с горечью подумал Жан, ведь этот тонкокостный изящный мальчик только что пытался удержать над пропастью его бычью тушу весом под центнер… Он чуть ли не до крови прикусил