несколько лет вернется домой – если, конечно, тяжелый труд и болезни не сведут ее в могилу. А вот если она окажется в Харвудской богадельне, на волю ей уже не выйти. Тогда она никогда больше не увидит своих детей.
– Миссис Папандопулос, через две двери, – быстро говорит Лавиния. – Генри, иди с сестрой Катериной. Не расстраивайся. Я скоро вернусь. – Гладя Генри по каштановым волосам, она дарит ему улыбку, но ее голос делается ломким от лжи. – Я люблю тебя.
– Хватит мешкать. – Хелмсли отрывает Лавинию от сына и тащит за дверь.
Я слышу, как она спотыкается на ступеньках, и у меня перехватывает дыхание. Может, я должна была помешать этому? Неужели я становлюсь такой же жестокой и трусливой, как Братья?
– Поди сюда, Генри, – тянется к мальчику Мэй, но тот стремительно проносится мимо нее.
– Мама! Вернись!
Он несется за Лавинией, как маленький рыдающий лев. Мэй бросается за ним, и я тоже бегу следом, кляня в душе ступеньки и собственные сапожки на каблуках.
На улице Генри догоняет мать и зарывается лицом в ее юбку. Вокруг уже собралась разношерстная толпа, в основном состоящая из испанских и китайских парней, которые играли в стикбол[1] на близлежащем пустыре. Над нашими головами шевелятся занавески; интересно, кто из этих любопытных соседей донес на Лавинию?
– Не забирайте мою маму! – умоляет Генри.
– Разве вы не видите, что он испугался? Позвольте мне как следует с ним попрощаться, – просит Лавиния и тянется к сыну связанными руками.
Худое лицо О’Ши сурово и неподвижно.
– Ему будет лучше без такой матери, как вы.
Хелмсли пихает Лавинию к экипажу, она спотыкается и падает на тротуар, превращаясь в груду черных юбок и белокурых волос.
– Уведите мальчика в дом, – приказывает нам О’Ши, в его светлых глазах лед.
– Мама! – Генри кричит и бьется в руках Мэй, которая пытается удержать его.
Я вижу, как возбуждены стоящие вокруг парни, слышу их ворчание и съеживаюсь, вспоминая, как арестовывали Бренну Эллиот, и как зеваки кричали «ведьма» и швыряли в нее камнями.
Какой-то высокий парень размахивается, и я едва сдерживаю крик. Камень попадает О’Ши между лопатками, тот поворачивается и пристально смотрит на парней, а я, пряча улыбку, сморю на Мэй.
Я никогда раньше не видела, чтобы кто-то рискнул выступить против Братьев. Это просто замечательно! Конечно, это еще и глупо, парни рискуют, но все-таки не так сильно, как рисковали бы на их месте девушки.
Тем временем в воздух взлетают все новые камни; сопровождаемые сердитыми криками на иностранных языках, они бьют О’Ши и Хелмсли по плечам и спинам. О’Ши неуклюже уворачивается и пытается что-то говорить об уважении, но потом сдается и устремляется к экипажу, демонстрируя свою трусливую сущность. Хелмсли рывком поднимает Лавинию на ноги и тащит за собой по тротуару.
Мэй нагибается к Генри, и камень задевает ее голову. Она что-то кричит парням по-китайски. Я бросаюсь вперед и хватаю Генри за воротник. Мальчик прячет заплаканное