исполкома, что не имел ответа на этот вопрос. Надеялся там отыскать некие, говоря иносказательно, рычаги и шестерни механизма, повелевавшего всем происходящим в губернии и теперь оказавшимся в его руках.
Что настораживало? Никто из солидных деятелей прежнего, добольшевистского, режима не искал личной встречи с ним, не старался поскорее выставиться в лучшем свете, заручиться доверием. Объяснения находились: одни из таких деятелей просто еще не успели освоиться с мыслью о смене власти – захват города свершился слишком стремительно, – другие уже вступили в контакт с Родионовым… Но почему же он медлит с докладом?
Так прошел день. Наконец, почти в полночь, Родионов явился.
– И где они, эти гниды?
– Прячутся по квартирам. Не по своим, естественно. Там бы мы их не упустили.
– Но кого-то из бывших городских и губернских правителей вы находите?
– Отвратительные ничтожества. Объясняешься и с трудом… Простите, ваше превосходительство. Едва сдержался.
– Но что-то ведь они отвечают.
– Детский лепет: устали, больны… Говоря коротко – боятся.
– Но чего?.. Сколько прибавилось к той, вчерашней, цифре расстрелянных комиссаров?
– Около трех сотен. Что отрадно, кое с кем уже обошлось самосудом.
– На тех, кто их организует, и опереться.
– Обезумевшие барыни, хулиганствующие юнцы, психические инвалиды… Ни у кого никакой программы. Говоришь про губернское управление, градоначальство – ни малейшего отзвука. И ни малейшего желания брать на себя ответственность.
– Какая ответственность! Вздор! Ответственность лежит исключительно на мне, на остриях казачьих шашек! Армия всегда была фундаментом государственности. И будет впредь. Но порядок в городе – чтобы торговали лавки, чтобы мастеровой шел на работу… Чтобы, наконец, полицейский стоял на углу! Этот порядок обязана установить и поддерживать гражданская власть. Она потом, когда распространится на всю Россию, изберет верховного правителя. Вы это им объясняли?
– Отвечают: «Вас семьдесят пять тысяч пришло. Теперь-то мы за свое спокойны. На Советы всяко не повернет».
– Но это цифра пропагандистская! Им-то бы можно об этом сказать. Пусть задумаются, поймут, что или они сами начнут налаживать порядок, или мы отсюда вообще уйдем. Не казаков же ставить на улицах городовыми!
Мамонтов подошел к окну гостиничного номера, отдернул штору. Ринуться бы туда, в лабиринт улиц. Самому отыскать. Заставить. Немедля.
– Не пожелали… Хотелось как лучше. Чтобы все шло от самой благонадежной общественности. Таким путем возвысить ее, – он обернулся к Родионову. – Заметьте, за все минувшие сутки мы ни у кого из этих господ ни разу ничего не потребовали. Снабжались из захваченных складов. Постоем стоим только в казенных зданиях. Потому-то они и не ощутили нас как силу, способную приказывать твердо. В том числе приказывать и самим этим господам.
Родионов оживился:
– Вы