решительно шагнула прочь.
– Не приближайся! – воскликнула она. Слезы ручьем заструились по ее щекам. – От тебя же до сих пор пахнет ее костром! Ты так спокойно рассказываешь мне о том, что два живодера, пытавших мою сестру, слегли, и это должно оправдать в моих глазах тот страшный приговор, который вы ей вынесли?! Рени была невиннее любого другого человека в этом мире! Что за людьми нужно быть, чтобы поступить так – с ней?
Вивьен заставил себя совладать с чувством вины, которое затопило его душу.
– Я знаю, – хрипло отозвался он. – И я знаю, что это бесчеловечно, но… прошу, Элиза, пойми, стечение обстоятельств выставило Рени в таком свете, что я никак не мог защитить ее от приговора старшего инквизитора и если бы я…
– Замолчи, Вивьен! – воскликнула Элиза. – Мне тошно все это слушать! Тошно слышать то, с каким преклонением ты говоришь об инквизиции! О том, как ты доказывал ей верность, о том, каким способом ты согласился это сделать! А ведь я верила тебе когда-то, верила, что хотя бы некоторые инквизиторы могут желать мира и нести его!
Вивьен вновь ощутил болезненный укол в грудь.
– Элиза, – тихо заговорил он, – когда меня застали за попыткой освободить Рени, она сама попросила меня исполнить приказ. Она не хотела, чтобы ты… – он поджал губы, – она сказала, что не хочет, чтобы нас казнили обоих.
Элиза обожгла его раскрасневшимися от слез глазами.
– О, тебе было очень удобно пойти у нее на поводу, разве нет? – прорычала она.
Вивьен прерывисто вздохнул, чувствуя, что и сам начинает вскипать от гнева. Почему она так рассуждает? Да, его роль на Sermo Generalis была чудовищна, но он ведь не выбирал этого! И неужели эта роль сумела затмить собой все хорошее, что он делал прежде?
– Не говори так, – попросил он. В его голосе странным образом сочеталось предупреждение, мольба и возмущение.
– Отчего же нет? – ядовито и обличительно воскликнула Элиза, смаргивая слезы. – Я видела, как легко ты обходил любые правила, тебя не пугало, что после придется держать ответ перед этим вашим Лораном. Но когда ты сталкиваешься с делом, чуть серьезнее, чем украсть у него сутану, чтобы привести меня на свой постоялый двор, ты, видимо, резко перестаешь быть таким смелым.
Вивьен округлил глаза, не поверив собственным ушам. Неужели все, что он говорил до этого, просто прошло мимо?
– Черт побери, Элиза, как ты можешь так рассуждать?! Я ведь убил в допросной комнате того, кто оклеветал тебя!
– Да, – цинично хмыкнула она. – Убил. Ты инквизитор, для тебя убить, видимо, гораздо проще, чем спасти.
Эти слова прозвучали колко и болезненно. Вивьен горько улыбнулся. Тонкая струна, на которой держалось его терпение, лопнула после этого обвинения. Его слова теперь звучали так же едко, как слова Элизы:
– Ну прости, что я – не графский отпрыск, который может безнаказанно творить все, что ему заблагорассудится. Ты же только такое сумасбродство можешь оценить по достоинству.
В глазах Элизы взметнулась резкая и возмущенная