грань. Даже будучи чужаком – а значит, предметом повышенного интереса, – он умудрялся оставаться почти невидимым для любопытных глаз. Люди общались с ним, но уже к исходу дня забывали об этом. А если и помнили, то не могли передать ни одну существенную подробность его жизни, хотя каждый был уверен, что Даниэль из Клюни что-то рассказывал.
Сам того не зная, он тренировал навык скрываться на самом виду всю жизнь и к этому моменту достиг совершенства в своем искусстве. Он даже мог бы похвастать этим, если б имел такую привычку.
Даниэль из Клюни… Клод из Каркассона… Дидьен-Плотник… Жан-Пьер из Руана… Фредерик из Кана… сколько имен он уже называл людям в местах своих остановок? Сколько раз лгал насчет себя? Когда в последний раз он слышал даже из собственных уст свое настоящее имя?
Ансель Асье.
Иногда он повторял его про себя, лежа в темноте под звездами, на жесткой кушетке на постоялом дворе или в давшем ему приют монастыре. Мысленно произнося собственное имя, Ансель невольно морщился, словно само сочетание звуков причиняло ему боль. На этом имени было слишком много дурных отпечатков. Человеческая кровь… предательство веры… нарушение поста… угрозы, ложь и неподдельная, истинная вина. Если б Ансель только мог, он был бы рад потерять память, но прошлое при каждом удобном случае напоминало ему о себе, и иногда эти удары были особенно болезненны для него.
Чаще всего самые неприятные воспоминания просыпались в нем, когда он приближался к Руану и останавливался в его окрестностях. Он знал, что ему опасно находиться вблизи этого города слишком долго, и все же не мог отказать себе в том, чтобы с завидной периодичностью возвращаться и проверять, как идут дела. Он не до конца понимал, что именно проверяет, хотя сомнений в том, к кому он пытается оказаться ближе, у него не было. Среди всех ныне живущих людей лишь один все еще давал ему надежду. Ансель понял это в передвижном лагере под Каном, в аббатстве Святого Стефана. Там, прячась под капюшоном накидки прокаженного, Ансель с замиранием сердца наблюдал, как Вивьен Колер поднимает с земли черную книгу в кожаном переплете и уносит ее с собой.
Эта книга была сокровищем. Последней нитью, связывающей Анселя с его верой с момента трагедии в Нижнем Городе Каркассона. Эта книга помогла многим людям по Франции понять, какое истинное учение проповедовал Иисус. Со дня своего побега Ансель Асье не забывал о долге перед погибшими единоверцами и нес свет веры людям. Он был осторожен: в основном его деятельность разворачивалась вдали от отделений инквизиции, и его ученики могли исповедовать истинное учение Христа в относительной безопасности. Единственная страшная трагедия постигла его в Кантелё.
«Гийом», – часто с тоской взывал Ансель, закрывая глаза в ночи.
Не было ни дня, когда бы он не вспоминал последний взгляд своего убитого ученика. Просыпаясь от мучительных кошмаров, Ансель до сих пор ощущал кровь на своих руках. Казалось, это проклятье невозможно смыть…
Ансель знал, что выбрал лучший исход.