мудрость, Святой Дух, освящающий силу в человечестве. Но почему же, спросят, здесь представляется образ женщины? На это отвечаем так: орудие деятельности Духа есть Церковь, которую, очевидно, благоприличнее представлять в образе жены. Дух действует в Церкви и через Церковь: пребывая в Церкви, Дух имеет силу поселить в человечестве более благородное начало, заквасить мир. Далее, почему упоминается о трех мерах муки?
Потому, может быть, что три меры могли иметь и обширнейшее значение, а именно, пророчество и проповеди евангельской в трех тогда известных частях света, или, что почти то же, по толкованию блаженного Августина, о последней закваске всего человеческого рода, происшедшего от трех сынов Ноевых.
Иисус Христос на троне. Икона. Фрагмент
Но квас, соединяющийся таким образом с тестом, на него действующий и с ним объединяющийся, в то же время от него отличается, ибо женщина берет их из разных мест для общего смешения.
Таково именно есть Евангелие, Царс тво не от мира сего, не развитие каких-либо сил, в нем уже существовавших, не как светские Царства земные, но новая сила, свыше на мир нисшедшая, не философия, а откровение.
Христово Евангелие – это была новая животворящая сила для ветхого, умирающего мира, жизненный центр, вокруг которого могли сосредоточиваться все нравственные силы, еще не подавленные и способные к пробуждению; только при ее помощи и мог обновиться мир. Этот квас не просто смешался с мукой, но скрыт в массе, которую он обновил. Ибо истинное обновление, совершаемое действием Божьим, начинаясь внутри нас, во внутреннем духовном мире, не оканчивается в нем; оно неминуемо проявит в благоприятное время могущественную перемену во внешнем, видимом мире. Все это подтверждено чудесными примерами в первые века христианства. Квас действительно был скрыт.
Как поразительны полное незнание, обнаруженное языческими писателями во всем, что скрывалось несколько глубже внешнего порядка вещей, их поверхностное воззрение на готовившийся важный переворот, и это не только в начале, как горчичное дерево могло быть не замечено, но с небольшими исключениями, и тогда, когда близилось явное торжество христианства! Не должно забывать, что одно внешнее обращение целого мира дает нам неточную меру тому делу, которое нужно было совершить.
Кроме того, надлежало искоренить бесчисленные скрытые козни, а также обычаи и чувства, которые опутали своими нитями самое сердце общества. Труд этот совершался медленнее других и кончился не прежде, как все здание общества сокрушилось, и на его развалинах воздвигся новый мир.
Но пока многое таким образом осуществлялось, пока брожение не переставало распространяться, обетование притчи оправдывалось не вполне.
Слова «пока все закисло» мы можем рассматривать не иначе как пророчество о конечном, полном торжестве Евангелия, предсказание о том, как оно распространилось между всеми народами, как оно очистит и облагородит жизнь.
В этих словах мы можем видеть