месяца съехала.
– Вредная бабушка?
– Да не то чтобы… Условие было – я сама питаюсь, отдельно, а ее продуктов не трогаю. Съехала на этом. Суп сварит и в кастрюльке внутри черточку сделает, чтобы я не отлила. Или начинает холодильник проверять, вынимает все и осматривает, на ладошке взвешивает, а сама на меня смотрит. Любому надоест. И я ушла, и… Ну и все в этом духе.
– Я смотрю, у тебя уже много чего было, – сказал Грошев. – А я думал, совсем зеленая, тебе сколько – восемнадцать, девятнадцать?
– Двадцать два уже. Но паспорт всегда спрашивают, когда сигареты покупаю. Я в мать, она долго молодой казалась. Но не очень красивая была, как и я тоже. А с тридцати вдруг повело – была тощая, стала стройная, а подруги многие растолстели. И лицо получшело. После тридцати меня родила, другие от родов хуже становятся, а она совсем зацвела. С тридцати до сорока у нее прямо звездная жизнь была. И с работой все в порядке, и с мужчинами, квартиру купила…
– А отец? Отец был какой-то?
– Какой-то был. Женатый, двое детей. Правда, семью бросил потом.
– Ушел к твоей маме?
– Нет, к другой женщине. Я его видела всего раза два. Поговорили немного: как дела, как что. Я его отцом даже не почувствовала, чужой мужик совсем. Смешно.
– И не помогал, никаких алиментов?
– Откуда? Две семьи, у него и на себя-то не хватало.
Юна взяла сигарету, встала.
– Кури здесь, – разрешил Грошев. – Я тоже, потом проветрим.
Он налил еще по одной, чтобы закурить было приятней.
Достал вторую бутылку:
– Не против?
– Все равно не спим.
Выпили, закурили, посидели молча.
Грошева наконец немного отпустило.
Хватит себя грызть, думал он. Ты приютил несчастную девушку, и это хорошо весьма. Девушка размякла душой, и это тоже хорошо.
Она – типичная жертва. По всему видно. Свои беды принимает как должное. И это не стоицизм, не мужество, это спасительная эмоциональная тупость. Что всему их поколению свойственно.
– Да, – сказал он, – непростая жизнь у тебя была, Юнона!
Он выговорил ее имя с лукавой улыбкой. Будто шутливо уличил.
Юна отреагировала равнодушно:
– Мать так назвала, но мне полное имя не нравится.
– Она «Юнону и Авось» любила? В Москву ездила смотреть, или к вам приезжали?
– Кто?
– Спектакль.
– А, ну да, какой-то театр что-то такое играл, мне говорили. Нет, просто древняя богиня такая была, матери это имя всегда нравилось. А я, когда полностью называю, все почему-то считают, что это имя ненастоящее или что я проститутка.
– Логично. Проститутки любят необычные имена брать.
– А ты откуда знаешь?
– Профессия такая. Пишу книги, должен многое знать о жизни.
– Серьезно? И в магазинах продают? И в интернете ты есть? А как твоя фамилия? Извини, – спохватилась Юна и объяснила: – Мне только твое имя-отчество сказали.
– Грошев моя фамилия, но в магазинах не продают. Я еще своих книг не издал. Не спешу.
– А