сказала Юна, – что нам двух бутылок опять не хватит, лучше затариться заранее.
– Узнаю родной Саратов. Там всегда так говорят – затариться.
– В Москве не так?
– Давно ни с кем не общался на эти темы. Точно, надо затариться.
– Ты насчет денег говорил, что решишь.
– Помню, решу, не волнуйся.
Чувствуя себя превосходно, Грошев отправился с Юной в «Пятерочку».
По пути посмотрел, кто звонил так часто. Маша. Его женщина, подруга, последний, как он говорил себе, причал. Десяток звонков от нее и три сообщения.
Первое: «С тобой все в порядке?»
Второе: «Почему не отвечаешь?»
Третье: «Мне приехать?»
Позвонил, сказал:
– Ты прости, я врать не буду, я не совсем в форме, но уже на излете.
– Опять? Как полгода назад?
– Примерно. Но легче, не волнуйся.
– Когда закончится, позвони.
– Хорошо.
– Надеюсь, ты понимаешь, что это опасно?
– Да.
– Я бы приехала, но ты ведь прогонишь, как в прошлый раз.
– Извини, да.
– Ладно. Очень жаль.
– Ничего. Все нормально.
Грошев закончил разговор, сунул телефон в карман, ждал, что Юна спросит, кому он звонил. Не спросила.
Ранний вечер был прохладным, ясным, последние лучи солнца, отблескивая в стеклах, напоминали о весне, которая пришла календарем, а не погодой, но во всем чувствовалась, так думалось Грошеву, однако он тут же себе возразил: никакой весны на самом деле не чувствуется, но мы хотим, чтобы она чувствовалась, вот и чувствуется. Календарь – наше плацебо, если конец марта, то, значит, все-таки весна, поэтому на нас погода как весенняя и действует. Правда, ушедшая зима была такой, что иные январские дни казались теплей и солнечней настоящих весенних. Эта зима, как моложавая женщина, упорно не хотела стариться, так и ушла молодой, не хочется говорить – умерла, просто исчезла.
Этими мыслями Грошев поделился с Юной, она поддакнула.
– Правда, европейская зима была, как где-нибудь во Франции. Ты был во Франции?
– Был.
– Прямо в Париже?
– Прямо в Париже. И прямо в Лондоне был. И прямо в Нью-Йорке. А также в Стокгольме, Шанхае, Каире, Касабланке, Осло… короче, легче сказать, где я не был. В Южной Америке не был. В Центральной тоже.
– Завидую. Нет, понятно, ты же писатель, а они ездят.
– Я не всю жизнь писатель, работал в одной структуре. Околоправительственной. Большие дела, большие люди, поездки постоянные.
– А я только в Сочи была с мамой и с ее одним другом, в Анапе еще. И в деревне каждое лето, там у меня бабушка.
Походом в магазин нагуляли новый аппетит, поужинали, размеренно выпивая. Юна попросила Грошева еще раз рассказать о его счастливой и трагической любви, вспомнить какие-то подробности, Грошеву не захотелось, вместо этого достал альбомы с фотографиями, показывал своих родителей, себя в детстве, юности и молодости.
– Красавчик был, – оценила Юна.
– Да и сам теперь вижу. А был комплекс,