какой-то вялый, – с благостным высокомерием заметил начальник, когда они спускались по лестнице со своего пятого этажа на третий, где сидел топ-менеджмент. – Смотри на меня: заморозка, сверлили, долбили – иду как огурчик. Или с похмелья?
Начальник был невинен аки младенец. Проведя утро у стоматолога, он отстал от жизни, ему не было ничего известно о видео, которое посмотрело уже все заводоуправление.
– С похмелья, – ответил В. – Еще с какого.
– Вот как? – посмотрел на него с удивлением начальник. – А ты же вроде чуть ли не трезвенник.
– На старуху проруха… – пробормотал В.
На лестничной площадке топ-менеджерского этажа, когда уже открывали дверь, чтобы шагнуть в коридор, отбив за спиной быструю дробь каблуков по ступеням, их догнал тот коллега В., с которым они вместе ехали в лифте.
– А погоди-и, погоди-и! – растягивая слоги, воскликнул он, возлагая руку В. на плечо и принуждая обернуться. – Так это ты! Жара, галлюцинации, Средние века… а это ты и есть!
Лицо коллеги горело азартом открытия, – судья уличил преступника, поймал на лжи, подсудимому некуда деться, попался!
Шеф воззрился на В. с ревнивым любопытством. Ему было досадно, что с его замом связана какая-то тайна, а тот ею с ним не поделился.
– О чем речь? Какие Средние века? Какие галлюцинации? – вопросил он. – Что значит «это ты и есть»?
– Так на видео! – с жаром воскликнул коллега. Не знать его, ни в жизнь не подумаешь, что гранитное трезвомыслие – сущность его натуры: такой бесшабашной молодецкой лихостью звенел голос. – В Ютубе! Он, кто еще? Собственной персоной!
– Ничего не пойму, – с суровой начальственностью выговорил шеф В. – Толковей! Что там мой зам? – И пошутил, все в том же образе суровой начальственности: – Пьяный, что ли, в голом виде заснялся?
– Какое пьяный! – снова воскликнул коллега. – Напиться каждый может, а вот по воде, как посуху…
Между тем за этим пулеметно-скорострельным разговором они подошли к двери приемной, та стояла распахнутой, высокие каштаново-золотые двустворчатые двери кабинета главы департамента тоже раскрыты, секретарша, ответно кивая на приветствие, досадливым движением руки указывала: проходите, проходите, живее! Разговор естественным образом пресекся, и В., воспользовавшись ситуацией, стремительно оторвался от коллеги с начальником, скользнул внутрь кабинета, миновал свободное пространство и сел на стул в середине стола, где было его обычное место.
Он сел – и тотчас услышал, что кабинет зашелестел голосами, подобно тому, как под налетевшим ветерком лопочет листва, и почувствовал на себе взгляды собравшихся. Вернее, это был один взгляд. Многоокий, но один. На него смотрело некое многоглазое существо – с недоумением, неверием, подозрительной настороженностью, – причем это существо и он были враждебны друг другу, как враждебны в природе и не могут жить на одной территории звери, принадлежащие к общей