ночи на гумнах деревни с подветренной стороны пылало множество костров. От огня оплывал и оседал снег. Поспели каши, заправленные салом и щедро сдобренные стручковым красным перцем. Солдаты наелись и повеселели. Послышались песни. Уже никто не хотел оставаться в дымных избах – все выбрались на волю, к огням. Между кострами шныряли в полушубках, подметая полами снег, мальчишки и девчонки. Суворова звали от одного огня к другому: «Подите, господин капрал, и у нас погрейтесь!» Внезапно перед Суворовым предстал Петров, веселый, в чьих-то стоптанных валенках и хмельной, – видно, в деревне сыскалось и вино.
– Вот он, наш капрал! Ура! Спляшем! Знаете «Слушай, радость!»?
– Как же не знать, знаю. В деревне рос!
– Ребята, становись кругом!
Образовался широкий круг. Посредине, между жарко пылавшими двумя кострами, оставались только Суворов и Петров.
– Девкой будете или кавалером? – спросил его Петров.
Суворов, не отвечая, приосанился и, сняв шляпу, церемонно поклонился Петрову, потом неожиданно запел басом:
Слушай, радость, одно слово!
Где ты, светик мой, живешь?
Там ли, где светелка нова?
Скажи, как ты, мой свет, слывешь?
Как и батюшку зовут,
Расскажи все, не забудь.
Что спешишь теперь домой?
Ах, послушай! Ах, постой, постой!
Петров по-бабьи метнул глазами на Суворова, потупился, повернулся к нему спиной и ответил тоненьким притворным голоском:
Полно, полно, балагур!
Мне пора идти домой,
Загонять гусей и кур,
Чтоб не быть битой самой.
Тебе смехи ведь одни,
Не подставишь ты спины.
Поди, поди, не шути!
Добра ночь тебе! Прости, прости!
Суворов приложил шляпу к сердцу.
Ты не думай, дорогая,
Чтобы я с тобой шутил.
Для тебя, моя милая,
Весь я дух мой возмутил.
Что спешишь теперь домой?
Ах, послушай! Ах, постой, постой!
– Уговаривай, уговаривай! – поощряли Суворова из круга.
Но «девка» не сдавалась… Петров сделал уморительную старушечью рожу и, жуя конец посконной тряпки, повязанной на голове, шамкал:
Господин ты мой изрядной,
Как ты можешь говорить со мной,
Девкой неученой,
Я не знаю в свете жить.
Я советую тебе выбрать равную себе.
Поди, поди, не шути! Добра ночь тебе!
Прости, прости!
Петров низко поклонился Суворову, коснувшись пальцами земли. Суворов лихо закрутил воображаемый ус, обошел Петрова кругом вприсядку и возобновил ухаживание:
Ах, свирепа, умилися,
Не предай меня в тоску!
Не хочу слышать про ту,
Про притворну красоту.
Что спешишь теперь домой?
Ах, послушай! Ах, постой, постой!
– Держи ее, держи! – взволнованно кричали из круга одни солдаты.
– Девка, не сдавайся, беги! – советовали другие.
Петров кинулся