без суеты? Зачем сложности с транспортом? Сиди в деревне, сажай репу: наслаждайся. А главное: зачем Бог вложил мою душу в женское тело? Мог бы со мной посоветоваться…»
Илларион развернулся к Оленьке и задышал в ее сторону. «Фу! Не буду тебя провожать, назло притворюсь спящей! Пусть тебе, а не мне станет стыдно!» Муж, хрустнув суставами, потянулся, левой ступней погладил кота и, спотыкаясь, прошлепал в ванную комнату.
Оленька чуть не плакала. «Как он мог со мной так бессовестно поступить?! Пост – понимаю. Воздержание, но зачем, когда ты муж, я жена?» Время бежало, как вода из-под крана. Илларион фыркал, крякал… «Уверена, что захочет меня, как всегда, с бодуна. А я? Как буду смотреть мужу в глаза, когда меня, можно сказать, разложили? Боже! Почему я не сопротивлялась? Ведь запросто могла звездануть Максу по роже, закричать, призвать помощь… Времени было сколько угодно, когда он нагло ухмылялся и при этом стягивал с меня обувь и стринги! Но как же он соблазнительно это сделал – сволочь ученая! Боже! Да ведь я сама, как дура, всё ему позволила!»
У Оленьки затекло тело. Котофей ей явно мешал. Она провернула ступни ног по часовой и обратно, и вновь ее накрыл волнующий шепот фантазий. Ее обнаженные конечности, губы, лицо, будто под ударами электрической пытки, бились в конвульсиях. «Да, да, да, я – порочная! Я даже слишком, страшно порочная, как Вавилонская блудница, как Мария Египетская, как Анна Каренина! Конечно, я – похотливая самка! Боже мой, но как это кайфово… чувствовать себя удовлетворенной. Однако как нужно хотеть, чтобы так обильно, так агрессивно, так смачно, так ароматно кончать?»
Сказать по правде, Оленька никак не могла остановить тот затянувшийся, глубинный, непроизвольный процесс потому, что ей пришлось выбирать: либо испорченный макияж, либо забрызганная шифоновая блузка. И даже теперь Оленька облизала губы, реанимируя в памяти новый для нее, потрясающий головной кульбит. Она поняла, что ее глотка и лоно по наитию как бы поменялись местами. «Но зато как Макс, бедный, стонал: милый! Куннилингус! Мой первый – и с посторонним мужчиной в сортире дедовского особняка, в котором все привычно и с детства знакомо! Оля, ты сучка!»
Она рассмеялась, прогнулась, судорожно вобрала свежего цветочного аромата полные легкие. И все её стремительное девятнадцатилетнее тело покрылось мурашками! «Девочка, не юли: случилась «Спортивная дрочка!»
Оленька оттолкнулась от берега в реку памяти и влилась в плавное течение созерцательного сладострастия.
– Да, этот, кажется, самый крепкий.
– Ваня, дай посмотреть.
– На.
Оленька бездумно присела на корточки, рассматривая боровик.
– Подари…
– Вот еще!
– Ванечка, я тебе за него что хочешь отдам, м-м?
– У тебя полно своих мухоморов, зачем тебе мой?
– У меня нет белого, а я поспорила…
– С кем?
– С Левкой.
– Понятно.
– Иван, ну, не вредничай: