пальцами.
– Говорите, я вас… слушаю. Я вас внимательно слушаю, Максим Александрович.
– Вам не кажется, что роли ученого, философа и художника – объединятся и, возможно, скоро сольются, как ртутные капли, в личность нового типа?
– Ртуть – ядовитый металл. А я, я люблю укладываться животом на коленки к своему парню, снимать трусики и чувствовать его горячие шлепки на своей заднице.
Оленька плохо соображала в то время, когда ее муж, Илларион, слушая церковное пение, светился, будто оловянный солдатик. Молодой человек пылал в горниле, как ему казалось, адского пламени.
Лето. Эльфа Францевна, когда-то давным-давно обрусевшая немочка, привезла погостить шестилетнего сына Иллариона и старшую сестру Ингу в старинное поселение. Хутор расположился в обычном по тем временам порядке неподалеку от Йыхви – небольшого города в северо-восточной части Эстонии, неподалеку от имения мелкопоместного дворянина и, соответственно, прадеда – Франца Ивановича Грюнвальда. Вокруг налаженное веками хозяйство, а с ним непривычная деревенская вольница бескрайних полей. По периметру хутора – величественные сосны. В полях – высокие стога сена. За домом – запущенный яблоневый сад, в котором Илларион наткнулся на прогнивший, старый колодец с ледяной, сводящей с непривычки зубы чистой, чуть солоноватой водой. В звонком небе невиданный прежде жаворонок где-то на вершине дня – томил, развлекал, как и тени на траве от облаков, которые пугали и в то же время манили в какую-то возвышенную личную тайну. Лопоухий тщедушный с разбитыми в кровь коленями Илларион потихоньку осваивал дом свободной планировки, предусматривающий минимальное количество внутренних несущих стен. Помещение хорошо просматривалось и исключало возможность пребывания в нем «непрошеных гостей». Стропильная система с используемым кровельным материалом позволяла Иллариону осуществить это намерение. И потом, как ему сказала мама перед отъездом: «К концу семнадцатого века данный тип жилища эволюционировал в наиболее „приспособленное“ к местному климату и стал основным хозяйственным строением». Название его вполне прибалтийское – рига, а точнее, жилая рига, так как под одной крышей находились и высокое жилое помещение, бывшее одновременно местом для сушки зерна, и хозяйственное помещение – гумно, где осенью молотили зерно, а зимой содержали скот.
В тот день Инга сбежала к соседской подружке, отставив надоедливого брата на попечение самому себе. На колосниках под высокой крышей Илларион обнаружил заготовленные хрустящие снопы соломы, а в пристроенных комнатах, так называемых каморах, невыносимую жару. Илларион не сразу заметил, что за ним наблюдала хозяйка хутора. Влажная от пота ядреная баба, изнывая от духоты, расположилась на широкой, разлапистой деревянной лавке, когда мальчик наткнулся на ее обнаженные загорелые ноги.
Илларион разглядел раздольную, цветастую кофту, заправленную в льняную красную юбку с резинкой на поясе. Щеки Лууле горели, волосы спутались, лицо и шея лоснились, точно