и род оборвался на нём. Единственная отрада для него стали мы, дети, что прибегали послушать рассказы. Дети вырастали, забывали. Все забывали, кроме меня.
– Диина, это ты? – никак не могла предположить, что на помощь придет именно он. Гаден Главата, сын главы поселения, его гипнотизирующий всех девушек голос можно было распознать сквозь любой шум.
– Йолдер, – ком в горле не давал ответить. – Помоги, – я держалась до последнего, но эта жгучая боль потоком вырвалась наружу, заставив уткнутся лицом на залитую кровью грудь старика.
– Вставай, – он очень бережно обнял меня за талию, вот уж не ожидала. – Сюда! Старейшина умер! – проорал Гаден куда-то в сторону. – Пойдем, доведу до купола, твои родители уже там, – не хочу бросать Йолдера одного, а сказать боюсь. – Старик, что решил вот с этим орудием на уничтожителей напасть? – кивнул он на лежащую недалеко от Йолдера палку с острым наконечником, которую только заметила. – Зачем полез? – ярко выраженная тень печали скользнула по его лицу. – Бедняга даже не успел напасть, как у него явно выхватили орудие и воткнули в него самого. Жаль, – я с удивлением смотрела на Гадена заплаканными и округлившимися от его слов глазами.
– Тебе жалко его? – спросила я, ведь этот всеобщий любимец никогда не отличался добротой и вниманием к Йолдеру, да и не разговаривал с ним.
– Конечно. Он был одним из нас. Хороший, добрый, отзывчивый. Я мало с ним общался, и несмотря на это, всё же не слепой и знаю какой это был человек, – мой вопрос заставил его сдвинуть брови и сжать губы. Неожиданно вздрогнула.
И чего все незамужние девушки сходят по нему с ума? Безусловно, в нём есть что-то притягивающее, едва заметная харизма. Но по сравнению скажем с охотниками Гаден слишком тощий и ростом не так высок, как большинство мужчин. Квадратное лицо всегда вызывало у меня смех, оно так несуразно болталось на тонкой шее.
Маленький подбородок, на котором отчетливо выделяется толстая, нижняя губа, острый прямой нос, как черточка нарисованная на квадрате. Только одно было в нём прекрасно – это глаза медового цвета, с черной радужкой, что буквально смотрели в душу, иногда это пугало. А вот густые брови и пышная шевелюра русого цвета, вечно торчащая в разные стороны, отвлекали от всего остального.
– Я приду чуть позже, – тихо сказала, быстро вытирая остатки слез, чтобы подошедшие не видели, как я плачу.
– Тебе нужно поспать, с утра начнутся работы, будем строить новые дома, ты нужна отцу отдохнувшая, – этот спокойный голос раздражал до ужаса. Мне вдруг захотелось ударить его, наорать, спросить почему он не рыдает, хотя знала, что Йолдер был дорог только мне.
– Передай отцу, скоро буду, – я больше не желала смотреть на бездыханное тело старика, которое укутывали в ткани. Гаден будто хотел сказать что-то ещё, но промолчал, и я медленно зашагала к дому, где для меня была оставлена бумага на столе.
Много