же я устал! – ворчал Доктор. – Оживишь его – и начнутся бесконечные расспросы. Как будто я могу знать, что там задумали Великие! Когда же это кончится?..
– Скоро, Доктор, – весело сказал Копер. – Нынче вы оживите его в последний раз. Знамения были ясные. Четверо впервые собраны вместе. Лента Мебиуса заканчивается.
– Она никогда не заканчивается, – возразил Доктор. – Я в это уже не верю. Мы будем проходить ее виток за витком, и обе стороны будут, как одна, и конца у нее нет. А ты что – не так думаешь?
– Изнашивается все, Доктор! И лента Мебиуса, истершись, порвалась. И закончилась, как заканчивается все в этом мире. Как закончится когда-нибудь и сам мир. А что по сравнению с ним какая-то лента Мебиуса? Знамения были ясные. Этот раз – последний.
– Старый софист, – отмахнулся Доктор. – Откуда тебе знать?..
– Будут четверо собраны вместе,
Когда призраки мир наполнят.
Их черед охранять Пределы…
Доктор, ты забыл слова напутствия, – неприятно хохотнул Копер.
Доктор появился в поле моего зрения так внезапно, что я удивился его прыти. Удивился и напряг слух. Сейчас должно было прозвучать нечто, что – я это чувствовал! – станет очень важным для меня в ближайшем будущем.
– А я и не знал их, Соглядатай! – грозно сказал Доктор. – Если ты, конечно, помнишь об этом.
– Значит, время еще не пришло. Значит, это я поторопился. Когда выйдут Сроки, ты все вспомнишь, Доктор, – поспешил оправдаться Копер.
Доктор угрюмо промолчал.
Я был разочарован. Я ждал Чего-то. Но, если Что-то и прозвучало, то его важность осталась для меня сокрыта. А это было равносильно тому, что я ничего не слышал.
Странная пара – Доктор и Копер – продолжали идти вперед. Оба молчали, но их молчание было разным. Доктор молчал угрюмо и сердито. Звук, с которым при дыхании воздух вырывался из его ноздрей, говорил о том, что он почти в бешенстве. Но я ему завидовал – он мог дышать. А это уже много.
Копер молчал по-другому. Его молчание было безразличным. В отличие от Доктора, в голове у которого копошились не самые приятные мысли, в большом черепе его спутника никаких мыслей, кажется, вообще не было. Он был всецело поглощен тем, что нес меня.
Странно, но большеголовый, кажется, вовсе не устал. Хотя при жизни я весил под девяносто килограммов, а окоченение, сковавшее тело, должно было сделать его вовсе неудобным для переноски. Но Копера даже одышка не мучила. Ему было все равно, сколько килограммов он несет зажатыми под правой рукой. Мой вес и мое состояние мало трогали большеголового. Мне стало даже немного обидно.
Правда, только немного. Разум мой – странно, правда? мозг, выбитый шестью пулями, остался на стене, а разум все еще не покинул тело – так вот, разум был занят решением куда более важной задачи. Я по-прежнему силился понять, в какое место направляются Доктор и его спутник, куда они несут окоченевшего меня.
Отвечать на этот вопрос ни первый, ни, тем более, второй, не