Такое ощущение, точно ледяной водой окатили и заставили плясать на морозе. Имя. Одно имя, и я в нокауте. До этого никто: ни мама, ни бабушка, никто не вспоминал данного человека, а эта блондинка взяла и ляпнула. Хотя, чего молчать? Он ведь только призрак из прошлого. Фантом, который стоит изгнать из своей головы.
– Причём здесь он? Мы говорим о Скотте. Они очень разные, – нервно поправляя лохматые волосы, тараторю я.
– Но они были лучшими друзьями. И знаешь, не такие они уж и разные.
– Ладно, – приподняла руки, громко выпалив. – Кто стал инициатором разрыва?
Фишер, облизывая уголок ненакрашенных губ, хмурится, после чего издаёт тихое хриплое мычание.
– Оба.
Закатываю глаза, глубоко вздыхая.
– Кто первый предложил расстаться? – парирую, хочу донести до неё очевидную вещь.
– Ну, мы ссорились… И я в сердцах сказала, что лучше вообще оставить друг друга в покое. А Скотт ответил, – Ро откашлялась, сделав голос как у парня, – «единственная здравая мысль из твоих уст за последние месяцы».
Я смотрю на неё долго, проникая взглядом в самую душу, мысленно ломая кости и лопая сосуды, однако дверь, за которой прячется её нутро, непробиваемое. Что за детский сад, господи?!
– Роуз, вы серьезно расстались из-за такого пустяка? Вы либо два идиота, либо ты мне сейчас нагло врешь!
Её глаза блеснули непонятным блеском, тотчас напугавшим меня. Реплика моя словно оскорбила подругу: она вся щетинится и спускает брови к переносице.
– Клянусь! Все так и было! Зачем мне тебе врать? – взорвалась блондинка, вскочив с кровати на ноги, да так ловко, от чего я ойкнула.
Судя по всему, переборщила с напором, однако Ро раньше не была такой чувствительной.
Переводя дыхание, смирительно опускаю напряженные плечи и отвожу сонный взгляд. Неразбериха какая-то.
– В общем, потом ещё раз поговорим. А сейчас давай спустимся к нашим. Рождество всё-таки, – натягиваю чистые штаны и рубашку, которую мне любезно приготовила Реджина и завязываю пряди в хвостик.
Белокурая постепенно успокаивается, и морщинки на её лбу разглаживаются.
– Ты должна попробовать мамин пудинг. Он шикарен, – настаивает Роуз, вмиг посветлев, на что я бросаю в её сторону взгляд «ты что, издеваешься?». – Ай, прости, забыла о твоём отравлении.
Ха! Отравление – щекотка по сравнению с тобой, подруга. Я и забыла какой она бывает шумной.
***
Серость города меня поражает, доводя в какой-то степени до мурашек, потому что вид из окна автобуса, в котором я сейчас сижу, так похож на картинку из интернета, что я не способна, да и не желаю, отрывать взгляда: трасса полупустая, но машины, двигавшиеся по встречной полосе, разрывают серость желтыми фарами, разукрашивая капли на окнах, превращая их в светлячков. Я почему-то сейчас подумала «мёртвые светляки, мёртвые и прибитые к холодному стеклу». Качка убаюкивала. Музыка, поступавшая в уши через белые провода наушников, позволяют мне хотя бы понарошку стать кем-то