Это надо обсудить. Но сначала ей надо успокоиться. Она уже начала повышать голос, а врачи предупредили, что крики и перегрузка могут привести к серьезным повреждениям. Я, наверное, смогла бы это поправить, но будет лучше, если она вообще не пострадает. Мои пальцы складываются в слабый знак умиротворения, который я обычно использую для кусачих собак и злобных работников парковок, но она это замечает.
– Не лепи на меня это дерьмо, мам.
– Харпер, не надо. Это зелье безобидное. Я просто… оно для тебя.
– Для меня? – она заглядывает в чугунный котелок. – Фу, воняет!
Запах горя. Даже те, кто ничего не знает о магии, могут определить, зачем оно. Зелья, дающие любовь, радость или счастье медово-сладкие. Зелья от горя, печали и отчаяния вонючие и горькие на вкус. Зелья против вспышек ярости и жажды мести почти невыносимо мерзкие.
– Оно поможет тебе и Эбигейл. Оно утешает. Просто классический напиток для успокоения с добавкой от разбитого сердца.
В песочных часах проваливается вниз последняя песчинка, и я тянусь за семью отсчитанными волосками. Я бросаю их один за другим, и каждый раз мои пальцы показывают новый знак. Символ тут – древнегреческий. Слова, которые я произношу – это фрагменты прощальной песни: кто-то стоит на берегу реки подземного царства, глядя, как ладья увозит любимого человека.
Сердце у меня ноет. Я тоже прощаюсь с Дэниелом. Он стал частью моей жизни еще до своего рождения, когда мы с Эбигейл познакомились в группе дородовой подготовки. Они с Харпер росли рядом, а Иззи ковыляла за ними – всего на год младше. Он ночевал у меня дома. Завтракал у меня на кухне. Всего два дня назад мы поднимали бокалы за его светлое будущее. И вот его нет.
Готово. Руки безвольно падают, и я чувствую себя опустошенной. Я как спортсмен: мое тело – это моя работа, и такое сложное зелье оставляет меня выжатой. Вот почему у нас, ведьм, есть ковены: ассистенты-немаги, которые делятся с нами энергией.
Харпер наблюдала. Вот только это было не жадное любопытство из ее детства. Не могу понять, что она чувствует. Не хочу понимать. Нечто очень похожее на презрение. Я иногда вижу это в ней, и это глубоко меня ранит. Как будто привыкая не любить магию, она стала ее презирать.
От зелья поднимается легкий туман. Испаряющаяся горечь плывет между нами.
– Ему надо остыть. Оно поможет тебе смириться с тем, что случилось с Дэниелом, чтобы ты смогла начать без него обходиться.
– Обходиться без него? Господи! Кто бы сварил мне эликсир забвения, чтобы я забыла, что он вообще существовал!
Я смотрю на дочь, сила ее горя меня поражает. Я даже не догадывалась, насколько ей нужно это зелье.
– Оно будет готово вечером, – говорю я ей.
– Ну, а меня вечером здесь не будет. Я уеду отсюда на пару дней, подальше от всего этого. Я зашла тебя предупредить.
– Из Санктуария? Что? Подожди…
Я хочу ее обнять, сказать, что бегством от боли не спастись, но она снова уворачивается. Дверь с шумом за ней захлопывается, и я остаюсь одна.
8
Мэгги