не отличимые от жизни – они предвещают перемены. Знать бы только какие.
Кофе в щербатой кружке оказался горьким и оставил неприятный привкус на языке. Свет настойчиво бьёт прямо в глаза сквозь мутное оконное стекло. Лена с чёрными разводами туши на лице хрипло рассказывает о своих вчерашних похождениях. Знала, что она частенько ходит по клубам, но такого разгульного веселья от скромной студентки никак не ожидала. Безжалостный утренний свет выбелил маленькую скучную кухоньку, на подбородке начал ныть наливающийся прыщ, отчаянно захотелось оказаться дома. Я попросила телефон и позвонила маме.
Вчерашние злоключения были расценены как ещё одно доказательство моей неприспособленности к жизни. Но через пару часов мама уже стояла на площадке перед квартирой с ключами и моей сумкой в руках. Видимо, водитель оказался честным и отдал пропажу тёте Регине, а та передала маме. Уголки аккуратно накрашенных губ презрительно опущены. Смотреть на неё, свежую, в отглаженных синих брюках и шелковой блузке было невыносимо. Себя я почувствовала маргиналкой, не вылезающей из попоек.
В мою квартиру мама прошла с видимой настороженностью. Что, интересно, она здесь ожидала увидеть – батареи пустых бутылок вдоль стен или голого мужика, прикованного к кровати?
– Чаю хочешь? – спросила я.
– Нет, дочка, не хочу, – ответила мама, сбросила на пол мои вещи с кресла и с ровной спиной изящно села. – А тебе после вчерашнего стоит заварить себе покрепче.
– Мама, не придумывай мне лишних недостатков, я выпила всего-то пару бокалов вина.
– С которых тебя так развезло, что даже плохо стало. А потом ещё и сумку оставила в такси.
Глаза за модными очками выражают крайнюю степень осуждения, губы скривились, ровная спина говорит о явном превосходстве. Почему она такая идеальная? Почему я не такая? Может быть это с возрастом приходит?
– Я не много выпила, – начала оправдываться я.
– Мне было стыдно за тебя, – перебила мама и брезгливо подкинула ногой скинутую на пол кофточку.
Вчера я так и не прибрала в квартире. Тут и там валялась одежда, на ковре черными ниточками изгибались прилипшие волосы, а полки посерели от пыли.
– Стыдно, стыдно, стыдно, – проговорила я раздражённо, – только это и слышу от тебя. А тебе не стыдно было рожать меня неизвестно от кого? Где мой папа? Кто он?
Мама поражённо застыла, вцепилась нервно в край блузки, прикрыла рот рукой. От осознания того, что я наговорила, стало почти физически больно. Солнечное сплетение сдавило холодным железным обручем.
– Прости, мама, – заговорила я. – Совсем не то хотела сказать. Ты же знаешь, как я люблю тебя. И мне совсем неважно кто он.
Слёзы, испуг на грани ужаса отражается в стёклах модных очков. Промелькнул мимо поникший силуэт, застучали в прихожей каблуки, последним аккордом – грохот двери. Почему слова нельзя проглатывать обратно?
Громко тикают часы, рассылает солнечных зайчиков стекло циферблата. В комнате