об этом задумываться, после того как убил Максима Иларионова. А что если убьют сегодня, например, меня? Что если моя жизнь должна закончиться именно сегодня? Что увидят люди «зашедшие» погрустить на мои странички? Аватарки, видеозаписи, сохраненные прямые трансляции, статусы, посты человека, который хотел казаться привлекательней, умней, интересней, чем он был на самом деле? Возможно, они узнают о моих предпочтениях в музыке, познакомятся с жанрами кино, которые мне нравились при жизни, увидят фотографии улыбающихся людей с корпоративов нашего рекламного агентства. Но, они не узнают о порно, добавленном в закрытые альбомы, о документальном фильме рассказывающем, о сектах и жертвоприношениях который я добавил себе пол года назад по совету друзей для «расширения кругозора». Люди не догадаются о моих личных переписках с моей девушкой Машей, в которых мы не скрываем наши сексуальные фантазии.
Если я умру сегодня, я, возможно, останусь для всех хорошим и под моими фото, друзья и знакомые, будут писать комментарии о том, каким я был замечательным, светлым и добродушным человеком. А кто-то добавит – «Лучшие уходят рано».
Хм. Размечтался.
Я где-то прочитал что Instagram и Facebook, после вашей смерти устанавливают памятный статус, и каждый видит, что этого человека уже нет в живых, а в «ВКонтакте» и «Одноклассниках» страницы остаются такими как на момент последнего посещения усопшим. По просьбе родственников страницу могут удалить, но, как правило, все остается как есть. Соцсети это хранилище «мертвых душ» и современные Чичиковы, возможно, уже умеют на этом зарабатывать.
Я впервые задумался – сколько будет работать мой номер телефона, после моей смерти. Оказывается, от трех месяцев, до полугода. И все это время мне могут названивать люди, которые еще не «обрадованы» известием о моем путешествии в Валгаллу.
А вот о Максиме Иларионове ничего не останется. Его не было в социальных сетях, он не тратил время зазря, залипая в виртуальном мире, его разлагал настоящий. У него не было жены и детей, да и близких родственников которые будут скорбеть об его утрате. Он, со временем, станет никем – пустотой.
Я очень испугался, когда кто-то повторил мое убийство и отправил кормить червей Юрку ВДВшника. Кто смог осмелится на это? Подражатель сделал все, чтобы быть похожим на меня, точнее на сектантов под которых я косил – рассыпал лепестки роз, разрисовал кровью стены и написал «Так будет с каждым грешником». Я видел надпись, когда приходил «простится» с покойником. Юрок, как живой, лежал в гробу, бабушка плакальщица читала молитву, пара человек из соседей покачивались со свечками, а сестра Юрка – Люда стояла на кухне, облокотившись о стену, и смотрела в пол.
– Привет, Люд, – сказал я, проходя на кухню. – Можно водички попить?
– Привет, Родя. Конечно, – ответила она чуть слышно, посмотрев мне в глаза, и я все понял. Это было как озарение. Вспышка. Это она убила брата. Это ей он испортил всю жизнь, это от него она страдала и мучалась. Это в ее глазах я всегда видел лишь страх, но не в этот раз. В этот момент она посмотрела на меня