надрался так, что его до гостиницы доставила дирекция ресторана – за свой счет и с извинениями. А наутро – тоже с извинениями – довезли Юркин плащ, который он в пьяном беспамятстве забыл там же, где пил. Мы все дружно оценили заботу венгерских товарищей и даже несколько обалдели от того, что плащ вообще не сперли.
Обратно из Венгрии нас довезли до Москвы, а конкретнее – до Казанского вокзала. Минкин поставил среди зала ожидания свой чемодан, прилег на него, а плащ пристроил рядом. И тут его охватила такая любовь к Родине, на которой он не был целую декаду, такая нежность, что он чуть не взвыл. Задрал голову к потолку вокзала – а потолки- то на Казанском расписные! – и запричитал:
– Ой, блин-компот! Ай, блин-компот! Ой-ей- ей… мы на Родине… На Родине?
Повернул голову – к месту, где плащик должен находиться, – нету плащика. Совсем нет. И ясно, что никто завтра его обратно не принесет, ни с извинениями, ни без них. Уперли.
И даже как-то радостно стало Всем. Вот она, Родина!
Социализм с человеческим лицом
Его звали Димитрос Теодоракис. Он приехал из какого-то городка под Афинами. Ну как если бы он жил в Гатчине – вроде и Санкт-Петербург, но в тоже время пригород. Впервые я увидела его в кабинете декана, где он уточнял процедуру оплаты экзаменов. Говорил Димитрос живенько, а его акцент навевал мысли о Китайской Народной Республике.
– Я не понимаю: сначала платить или сначала сдавать?
– Иди в кассу, – говорил декан, судя по тону, раз в пятый – и плати, а чек об оплате отнесешь в учебный отдел.
– Зачем в учебный отдел? – удивлялся наивный Димитрос. – Лучше преподавателю, я ж ему буду сдавать.
– Иди в кассу, а потом в учебный отдел, – не сдавался декан.
– А сдавать когда? – в свою очередь не сдавался грек.
– Иди плати, – простонал декан.
– А сдавать когда?
Декана слегка повело влево, а лоб покрылся испариной. Надо было выручать.
– Дима, – я говорила медленно и доходчиво, как разговаривают с клиническими идиотами, – иди в кассу и оплати сдачу экзаменов, чек отнесешь в учебный отдел, а потом приходи опять сюда.
– Я ничего у вас не понимаю, – честно признался Димитрос. – Вот оплачу, а когда сдавать? – Но все-таки вышел из кабинета.
Нас разобрал истерический хохот. Но смеялись мы рано – это было только начало.
Дима действительно ничего не понимал в нашей жизни. Мальчиком он оказался легким, откровенным и коммуникабельным. Весь факультет целыми днями выслушивал его удивленные жалобы на российскую действительность и его семейное бытие. Дело в том, что Дима был женат на русской и приехал с ней сюда. По его словам, день ото дня жена становилась все злее, требовательней и ревнивей, а в конце прошлого семестра начала его побивать и не отпускала на летнюю практику. Для всех ситуация была предельно ясна, и только наивному Теодоракису не могло прийти в голову очевидное: она выходила замуж за грека, рассчитывая жить в Греции. И даже в страшном