участвовали в восстании. Отбыв срок, поляки домой не рвались и сразу пускали прочные корни: создавали семьи с местными жительницами, обзаводились хозяйством, с лёгкостью находили работу, меняли имена, отчества и фамилии на русские.
Были ли у Кондратия свои дети в Польше или не было, неизвестно, но к появлению чужого, смертельно больного мальчика, он отнёсся по-отечески. Болела у него душа за ребёнка: несколько раз в день зайдёт в сарай, постоит минутку, посмотрит – вроде дышит. Сходит в дом, принесёт воды и по капельке вливает ему в рот живительную влагу. Через несколько дней мальчонка приоткрыл глазки – отживел!
Обрадовался дед и решил его козьим молоком из бутылочки поить: возьмёт воздушное тельце, прижмёт к себе и ходит по сараю, баюкает. Ему бы в тепло, к печке, только хозяйка, Наталия Петровна, не позволяет брать мальчика в дом – боится заразы.
Первые три месяца Юра так и жил в сарае. Навещал его только дед: кормил, перестилал солому, ухаживал, как мог. Мальчик почти всё время спал, а дед всё это время волновался, лоб щупал: жив ли? Еду оставлял, чтобы поел мальчишка, когда проснётся, но тот к еде не прикасался.
То ли по судьбе так суждено было, то ли Бог послал доброго человека в лице деда Кондратия, но от заботы старика-поляка мальчик стал поправляться.
Однажды Юрка почувствовал в себе силы, слез на земляной пол, дополз до двери и толкнул её. Он зажмурился от яркого света и закрыл глаза. Потом с любопытством оглядел двор и заплакал: ни одного знакомого лица, мамы тоже нигде не было.
Дед Кондратий тут как тут, на руки подхватил и в дом понёс.
Так и завязалась между ними крепкая дружба: Юрка от своего спасителя ни на шаг, куда старый, туда и малый. Дед по воду – и Юрка с ним, дед за дровами – и мальчонка следом.
Молчали всегда: мальчик плохо говорил, а Кондратий Емельянович не знал русских слов, но им и так было хорошо и спокойно друг с другом.
– То ли крещёный ты, сынок, то ли нет? У кого теперь спросишь? Отец твой деньги шлёт, а сам уж целый год глаз не кажет. У тебя есть нательный крестик? – спросила Наталия Петровна, когда мальчик стал жить у неё в доме.
– Нет, – ответил тот.
– Надо бы тебя покрестить, нехристем быть нехорошо, – покачала головой Наталия Петровна.
В один из дней она отправилась за советом к батюшке в Тельминскую церковь, а тот и поинтересовался возрастом ребёнка, мирским именем и кем приходится ей.
– Седьмой год Юрке-то, мне он вроде как внучок. Матери нет, померла у него мать, Ольгой звалась, а отец уехал с моей дочерью в Иркутск и запропастились они, спросить не у кого.
– Мальчик уже большой, скорее всего, его крестили при рождении. Юра и Егор по-церковному – Георгий. Это и есть его крестильное имя, – успокоил Наталию Петровну батюшка.
Время шло, мальчишка подрастал, пора бы и о школе задуматься. Да тут Наталия Петровна разболелась ни на шутку, слегла, запричитала, что жить осталось ей совсем недолго, соседку призвала и стала просить, чтобы нашла