воин, и не у кого не было повода усомниться в том, что этот дикарь засуживает своё имя.
Раскрутив палицу-кату по высокой дуге, он невероятно выверенным ударом раздробил череп мелькнувшему перед ним войну. В тяжелые шкуры на его плечах ударилось ещё несколько стрел, благо доставить какое то неудобство впавшему в боевое неистовство Абаллоху, они не могли.
– Я повешу ваши уши сюда, -кричал он на языке гор, указывая на деревянные иглы, торчащие из его меховой брони.
Узники, оставшиеся в общей цепи, метали в его сторону тяжелые камни, распаляя и без того высокий боевой дух стерха. Бышевур пронзивший грудь неприятеля, не успел должным образом среагировать на резкий взмах отполированной палки пришедшийся по руке и тёплая рукоять меча выскользнула из его онемевших пальцев. Припав на одно колено горец криво усмехнулся и в его левой руке блеснул короткое лезвие извлеченное из голенища высокого сапога. Удар в бедро, согнул и без того невысокого стерха, оголив его пульсирующее горло, куда и пришелся отточенный клинок горца.
Он видел грозного Абаллоха, почти достигшего верха кручи, но в опасной близости от самого Бышевура вновь заплясали смертоносные пируэты тяжелой дикарской палки. Краем глаза, он успел заметить медноволосого южанина, карабкающегося по склону горы, вслед за Абаллохом. Позади лопетегга, ещё не настигая, но сверля его жадными глазами, шагало несколько матерых потомков древнего Шакала. Стрелки, стараясь не думать о нависшей опасности, и разочаровавшись в бесплодных попытках поразить окутанного аурой неуязвимости война, стреляли ему за спины, туда, где в неровных сполохах пламени, двигались последователи Абаллоха.
Самый молодой из лучников вовремя заметил южанина, бросившегося на спину свирепому бородачу, чья густая растительность была смачно перепачкана свежей кровью. Тугая стрела пробила тело Абаллоха чуть ниже, защищенной груди, завалив тяжелого дикаря на вцепившегося в спину лопетегга. Стерх выпучивший раскрасневшиеся от злости глаза, не мог уразуметь, откуда в худых, бледных руках обхвативших его бычью шею, могла взяться такая чудовищная сила.
У Абаллоха, как и у Бышевура, имелся небольшой сюрприз в виде грубого ножа, выточенного из заостренного камня, но щупловатый южанин самым наглым образом расположившийся под стерхом всякий раз ускользал, предвосхищая все действия неприятеля. Тогда Абаллох сконцентрировав всю волю в поджарых и мускулистых ногах, вскочил, перекинув южанина через голову, отчего тот с глухим вздохом врезался в снег. Он не мог окинуть взглядом картину боя и не ведал, что из пятерых человек, спустившимся с Бышевуром, к этому времени в живых оставался лишь он, да сам старший надзиратель, едва державшийся от пропущенных ударов костедробящих палиц. Единственный уцелевший факел, валялся за спиной Бышевура и стерхские воины вновь слились с пограничной тьмой, заставляя стрелков нервно перебирать пальцами,