этой недальновидности презренность со стороны Крео только возрастала.
– Муста Оливье, верно? – слева от пьяницы к барной стойке пристроилась женщина в отжившей свой век популярности оптической гарнитуре. – Ваш сосед только что безуспешно пытался дозвониться до Вас: просил чуть потише заниматься любовью. Стены, видимо, с плохой звукоизоляцией.
– Кто Вы? Что происходит? – пребывающего в самовольном горе отца как будто бы не волновало тело сообщения, напротив – его вопросительный тон выдавал аккорды оправдывающего успокоения по свою душу, неуклюже шатавшуюся на кромке верности и ответственности за нынешнее положение супруги.
– Это сейчас не столь важно, – опустив мост гарнитурной оправы с затемненными линзами на кончик носа, женщина оголила узнаваемость пронзительного сияния радужки глаз. Спри ждал Бэю, и она вовремя прибыла – ни минутой раньше, ни минутой позже.
– Тогда мне надо идти. – Не снискав желаемой индульгенции в бестиарном ложе, заблудший паломник, на несколько шагов уже отдалившись от стойки, в жалости от теряемого достоинства последний раз решил найти одобрение в глазах Спри. Но его никто не слышал – а сын, если бы сейчас следил за его унижением сквозь нежную пористость небесной глазури, пожелал бы умереть повторно, чтобы скрыться в более отдаленном загробном мире. Отнюдь, может, сын пожелал бы родиться повторно, чтобы, спустившись с небес, взять под руку отца и в нагоняемом успокоении отвести беднягу домой к супруге, его матери. Жизнь людей никогда не была и не будет однозначно трактуемым и безвозвратно утрачиваемым при умерщвлении огнем благодати.
– Только что пришел? – отложив в сторону очки дополненной реальности, Бэа кивнула на пальто, точно зеркальным дискоболом, отражающее игру световых явлений зала. – Я, вроде, вовремя, верно?
– Да, буквально, минуту назад. Не успел заказать напиток, как этот чудак пристал ко мне со своим чудным рассказом, – Спри, не обращая внимание на бессознательный обман относительно длительности пребывания здесь, почувствовал, как грубость деревянных микротрещин стойки ушла в небытие, заменившись прежней воздушной мягкостью фактуры от прикосновения пальцев гостьи. – Я думал, такие штуки носят на дискотеках престарелых шестидесятых, – интуитивное внимание Спри так и не сходило с гладкой поверхности стойки, внезапно обоготворенной дланью женского естества. – Ты с их помощью считала его закрытый инвазивом профиль?
– Конечно, нет, – затвердевшая улыбка теперь на целый вечер будет служить девушке естественным преображением: в этой физиономической косметике прекрасной вечерней истомы Бэа растворялась с каждый высказанным словом. – В этих старых гарнитурах – а они, будучи под робофактурным запретом, давным-давно не выпускаются – установлены вспомогательные взламывающие процессорные кристаллы на схемах. В силу своей технической неспособности обычная нейролинза не проскользнула бы сквозь матричную метку, которую в этом упоительно