взвод спешить и к Лужницкому, стрелков в цепи не хватает. Руперт – ко мне!
Да, большая часть пехоты миновала ручей, поспешно поднимается в гору, здесь только хвост колонны, два иль три взвода пехоты, вместе с драгунами они, стало быть, отбили одну атаку, готовятся встретить другую. Драгуны спешились, бросили поводья коноводам и, скинув мушкеты с плеч, побежали вверх по обледеневшему склону. Поручик Лапин вскарабкался на округлый камень и указывает солдатам, какие места занимать. На скалах – пандуры и офицеры. На скале слева от дороги Любомир, рядом с ним Лужницкий, он разглядывает в подзорную трубу неприятеля, Таня подъехала к ним.
Там, на снежной равнине, темнела и рокотала яростными выкриками большая толпа конных турок. А на снегу перед прибрежными зарослями – три лошадиных трупа и, кажется, убитые. Османы сделали один наскок и отхлынули обратно, на расстояние, куда пули от русских мушкетов не долетают. Татьяна попросила:
– Всеволод Аркадьевич, позвольте мне в трубу глянуть?
Он оглянулся и чуть не выругался:
– Что за глупости?! Спрячьтесь за утёс!
Однако Лапина протягивала руку, и он, поморщившись, как от зубной боли, наклонился, протянул подзорную трубу. За спиной Татьяны, слева и справа от дороги, Алсуфьев размещал конных драгун. Штабс-капитан обратил внимание молодых офицеров на выбранную Лужницким позицию:
– Учитесь, господа! Удачное место, лучше и не вообразить. Погоню заметили в версте отсюда, но там капитан бой принимать не стал.
Таня всматривалась в турок, благодаря подзорной трубе стали хорошо видны их смуглые лица. Начальник в красно-зелёной чалме со свисающими с левого бока кистями что-то кричит и размахивает рукой, на пальцах которой блестят перстни. Рвётся в бой, у него одно желание – убивать и убивать неверных. Рядом с ним молодые, что смотрят подобострастно, ловя каждое слово начальника, но при этом вопросительно оглядываются. На кого? Ага, вот он: сидит на коне, уперев руку в бок. Тоже выглядит важной персоной: немолод, широкоплеч, на лице – досада, раздражение, будто его силой оторвали от чего-то важного и намного более приятного. Этот турок готов повернуть назад. «Ну и правильно, поворачивай, дома тебя ждёт кофе, длинный чубук, ты развалишься на своём ложе, будешь нежиться в тепле и комфорте. А здесь – пули, холод. Поворачивай, поезжай домой и других уводи», – мысленно уговаривала Таня сего вальяжного турка.
– У них нет единоначалия, – поделилась наблюдениями с капитаном, – спорят, нападать иль нет. Один неистово в бой рвётся, другой отговаривает… Молодые, похоже, боятся этого, свирепого…
– Кто там неистовствует? – спросил капитан.
– В красно-зелёной чалме, на жеребце с подпалинами…
– Жаль, штуцеров2 нет, а из мушкета не достать. Подстрелить бы свирепого, глядишь, остальные б назад повернули… – процедил Лужницкий.
– Только б не вздумали обойти, – встревоженно сообщил Обручев. – Справа, метрах