поднял брови, изобразил на лице задумчивость:
– Даже и не знаю… За храбрость и находчивость, за то, что пленного взяли, можно бы и к награде представить. А вот за то, что оружие в бою отказало, выговор объявлять надо. Как считаете, господа офицеры?
Офицеры были настроены доброжелательно, Алсуфьев высказался за всех:
– Ваше высокоблагородие, ружьё у любого может заклинить, да не каждый способен таким удальцом себя показать. Видели б Вы, как ловко подпоручик со скалы слетел! Одного наповал сразил, другого – полонил. По-моему, он поощрение заслужил.
Опровергать слова штабс-капитана никто не стал, и Петров согласился:
– Так тому и быть, подам рапорт.
Глава 8
Дальше спускались с горы, поднимались на новый перевал, шли у подошвы почти отвесных каменных столбов. Офицеры продолжали «снимать» местность, но не отъезжали далеко от дороги. В пятом часу пополудни вышли на равнину. Высокие холмы остались сзади, впереди темнели сине-зелёной одеждой лесных зарослей другие. Проводники сообщили, что до следующего удобного для ночлега места ещё часов пять ходу, потому Петров решил остановиться здесь. Свернули в сторону, где в полуверсте от дороги виднелся невысокий холм, обошли его и на полугоре среди реденького леска стали разбивать лагерь. Пехота занялась обустройством, кострами, а драгуны, чтоб не терять время даром, поехали на осмотр широкой ложбины, кою перерезала дорога.
Николай остался возле пленных – помнил наказ генерал-майора Берга практиковаться в языке. Пандуры помогали общаться с турками, переводили непонятные слова, но разговаривали с ними с неприкрытой ненавистью. Дай им волю, так прирезали бы пленных без раздумий, расплачиваясь за зверства, что магометане на их землях чинили. И турки жались друг к другу, с опаской взирали на пандур и с робкой надеждой – на егерей, которые сейчас были для них защитой от возмездия. Тот, кого пленил Целищев, вжимал голову в плечи и посматривал на подпоручика почти благоговейно – знал, что этот офицер мог лишить его головы, но не стал.
Таня занялась раненым. Он, прислонившись к дереву, накинул на одно плечо шинель, выставив другое, окровавленное, морщился от боли. Перебита левая ключица – самое распространённое ранение кавалеристов; рана глубокая, не дай Бог, загноится. А надо вытерпеть и ночёвки в снегу, и тряску дорожную. Пока может, будет держаться в седле, не сможет – товарищи понесут. Егеря взялись чинить его распластанную рубаху и сюртук, на этот случай солдаты всегда нитки и иголки в киверах носят.
Вдруг с дороги донёсся голос трубы. Пожилой егерь с нашивками унтера проворчал:
– Сызнова трубят… И что за день такой? Каши не сварены, поись ишшо не успели, опять срывают…Ну-к, робяты, вставай! Глянем, кого там по наши головы принесло.
Солдат, зашивавший рубаху драгуна, торопливо сделал стежок, обкусил нить, подал одежду хозяину:
– Дома дошьёшь.
Солдаты нехотя поднимались, напряжённо вслушивались. Приказ не поступил, но раз труба прозвучала, значит, с минуты на минуту будет. Таня и Кало