она. – Здесь?
Она знала, что это такое, и сердце ее заколотилось быстрее. Разум подсказывал ей, что бояться нечего… по крайней мере, ей, но инстинкты вопили об опасности и отказывались подчиняться.
Ты любишь ставить себе задачи на силу воли, так поставь еще одну: научись справляться с беспокойством, – тут же вспомнила Старшая слова Майора и до боли закусила губу, напряженно пытаясь взять себя в руки.
Наверх.
Она знала, что нужно идти наверх, следы инея вели туда, откуда веяло зимой.
Давай! На глупый страх и так ушло слишком много времени!
Летя вверх по лестнице, Старшая проклинала себя за промедление. Ее заминка могла стоить очень дорого.
На втором этаже она попыталась прислушаться к чувствам как можно быстрее. Здесь было холоднее, чем на первом, и все же настоящий мороз ждал ее выше. Он пришел на третий.
Глава 9. При свете страхи могут рассеяться
Заброшенное место. Заброшенный интернат. Я иду по растрескавшейся дорожке, едва не спотыкаясь на проросшей траве. Некоторых плиток почти не видно. Сорняки и деревья пустили свои корни по всей территории, ветки проткнули стекла домика разнорабочих, проникли в корпус младшеклассников, скрыли от чужих глаз здание администрации, оплели пристанище учителей. Весь интернат – как на ладони. Запущенный, покинутый, пустой. Казарма мелькает мрачной тенью среди деревьев обступившего ее перелеска. У тропинки, ведущей к болоту, деревья и вовсе образовали неприступные заросли. Продовольственные ангары скрылись в сорной траве. Я вижу это, хотя нахожусь очень далеко, почти у самых ворот. Я могу перемещаться по территории, как захочу, и ничто не мешает моему обзору. Ноги упрямые и упорные – они тянут меня к ученическому корпусу, которому каким-то образом удалость избежать древесной войны и выдержать осаду. Окна темны, комнаты необитаемы; не нужно отправляться на разведку, чтобы это понять. В таком запустении не может быть жизни. В таком запустении может быть только лес.
Жизнью горит всего одна комната. Огонек внутри нее мигает, будто последняя искра сейчас потухнет, и что-то тянет меня туда. Уже поднимаясь, я сознаю, что направляюсь на третий этаж, в тридцать шестую. Я знаю, что огонек, который надо сберечь, будет ждать меня там.
Поворачиваю ручку (она почему-то оказывается очень холодной), делаю шаг к огоньку… и просыпаюсь.
Бывают жаркие ночи, когда лежишь, как выброшенная на берег рыба, и жадно глотаешь каждый порыв ветра, влетающий в форточку. В такие ночи только и мечтаешь о промозглом осеннем ветре или о скрипучем зимнем морозце. Скрываясь от своих соседей по комнате в одеяльном коконе, я был уверен, что меня ждет именно такая ночь. Соответственно, я рассчитывал провести ее без сна, потому что сбросить одеяло было все равно, что попрать собственную честь и выказанное недовольство, а спать в такой жаре довольно быстро должно было стать невозможно.
По правде говоря, я ждал чего угодно, кроме того, что проснусь посреди