тонкими пальцами и темно-синими кругами под глазами – в ответ на оклик Старшей стонет и страдальчески смотрит на нее. Радужка глаз у него темная, как чернослив, почти пугающая.
Я отвожу взгляд: от вида Нумеролога, я и сам начинаю чувствовать себя залежалым покойником.
Тем временем Старшая осуждающе смотрит на остальных моих соседей.
– У меня нет слов, – цедит она сквозь зубы. Резкое движение рукой в мою сторону заставило бы меня дернуться, будь у меня больше сил. Но я не дергаюсь, а выпад Старшей оказывается только указующим жестом. – Ну ладно он! Эта бестолочь уже возомнила себя оппозицией для Майора, но вы-то! – Голос Старшей угрожающе набирает силу. – Вы, что, не заметили, что с вашим соседом происходит?! Разве не понятно, что в таких случаях надо делать?!
Я через силу оборачиваюсь на соседей. Парни сидят пристыженные, прикрываются одеялами, глаза у всех на мокром месте от пережитого ужаса.
– Я вопрос задала, – чеканит Старшая. Улавливаю в ее голосе интонации Майора на плацу и невольно хмурюсь.
– Отстань от них, мы все испугались, – говорю. Звучит… довольно жалко. В моем голосе недостаточно сил, чтобы перебить чеканку Старшей, но она все же обращает на меня внимание.
– Испугались они, – бубнит она. Ее рука оказывается на удивление сильной, когда она хватает меня и дергает, чтобы я встал. – Хватит уже сидеть трястись! Вставай давай, неженка!
Положение «на коленях перед Старшей» меня и самого не радует, поэтому в ответ на идею встать не возмущаюсь. Однако когда она дергает меня, и я рефлекторно поднимаюсь, глубоко вдыхая, в груди снова разрывается ледяной снаряд боли, и я со стоном сгибаюсь пополам, схватившись одной рукой за кровать. Хоть на колени обратно не падаю, и на том спасибо. Но удержаться от того, чтобы замычать и снова надавить на центр груди, не получается.
Старшая фыркает, и ее презрительный взгляд я чувствую, даже не видя его.
Кто-то из соседей вскакивает с кровати.
– Ты бы поаккуратнее… – неуверенно говорит он, замирая на полпути, пока я стараюсь распрямиться.
– Боишься, что ваш новичок хрустальный? – хмыкает Старшая.
– Его… Холод коснулся, – тихо говорит уже другой сосед.
Старшая набирает в грудь воздуху, чтобы что-то ответить, но тут до нее доходит смысл услышанного, и она замирает.
– Что? – переспрашивает она несколько секунд спустя. Взгляд ее фокусируется на мне, лицо делается вытянутым и каким-то болезненным. Смотреть на меня, как на грязь из-под ногтей, она перестает. Видно, что внутри нее разворачивается настоящая борьба, но она изо всех сил старается этого не показывать.
В комнате стоит звенящая тишина, все ждут вердикта Старшей. Когда она наконец заговаривает, голос ее звучит более хрипло, чем обычно:
– Так. Тридцать шестая, соседа под руки – и бегом к Майору.
– Ночью? – удивляется смуглый парень в идеально белой пижаме.
– А раньше надо было думать! – отчитывает его Старшая. – Теперь придется ночью. Давайте, быстрее. Одна нога