сил нет. Яблоками, что ли, объелся?..
Вдруг выбежит из тумана собака. Крупная, рыжей гладкой шерсти. Собака эта не сторожевая, а приблудная: стоит и смотрит тебе в глаза, определяя, что ты есть за существо, какие у тебя права на эту территорию, ждать ли от тебя какой-нибудь гадости. И в обыденном этом факте (собака выбежала) много странного: почему собака? почему выбежала? почему на меня? Да и собака сама странная. Кто-то говорил недавно про бешенство, вот и у этой слюна до земли, хвост поджат. Как бы не тяпнула… Два настороженных ожидания в четырех глазах, два непонимания в туманных клубах, два одиночества в прекрасном яблоневом саду. И долго мы смотрим в глаза друг другу. У собаки, кажется мне, наворачивается слеза. Не знаю, какую информацию считала она по моим глазам, я от неё узнал примерно следующее: «И сюда добрались… Зла на вас не хватает. Позахватывали всё кругом – лапу задрать негде. Вот что ты стоишь? Что задумал? Не пойму я тебя. Да всё у вас не по-людски, всё с выпердончиком. Стоит, смотрит… Мог бы дорогу уступить, звериное-то племя пораньше вас на Земле обретается, да, пораньше. Планета эта, между прочим, нашенская. Это я тут хозяйка, я должна стоять, растопырив ноги, руки в брюки, а не ты. Эх, да что с тобой говорить!..» И энергично тряхнув головою, собака удаляется каким-то боковым скоком, растворяясь в тумане.
Вот что происходит в наших садах по осени… Ну а сейчас – лето. Задумчивая романтика ещё не вызрела. Всему своё время. Время и нам продолжать путь.
Ах, господа! Кто сможет объяснить то невыразимое наслаждение, какое даёт нам странствие по родной земле? Вот мы бредем, именно шествуем, шагаем по любимой неизвестной стране, открывая для себя прелесть простой красоты, и умиротворение и нега снисходят на нас, как будто всё уже в жизни сделано, всё достигнуто. Да и нужно ли что-то делать? Чего ещё более возвышенного можно достичь, чем синяя полоска леса там, за жёлтым полем возле зелёного луга? И отчего так щемит сердце, когда видишь простор? Не видишь, а ощущаешь простор, дышишь волей, слышишь свободу в шуме ветра. И каждое корявое деревце, каждый куст что-нибудь да значат. Если пытаться вдуматься: что это, и почему оно именно так коряво и именно здесь растёт, то сойдешь с ума. И ум отказывается пытаться охватить эту вселенную, где за каждым поворотом дороги, за каждым подъёмом или спуском открывается новый мир, и остаётся только чувствовать, как ладно вставлен ты в окружающую сущность, не хуже любой лошади, берёзы, травинки, у которых ты в гостях, но которые почитают тебя как хозяина.
Пусть же ещё послужит нам наша стоптанная обувь! Мы будем двигаться в этом зелёно-синем океане вслед за прихотью речных изгибов, постигая музыку ландшафта, поющего хоралами холмов. Мы станем несуетны и мягки, словно течение наших чистых рек, словно ход наших торных дорог.
Дороги эти, о которых столько сказано и спето, которых каждая верста вымощена матюками, действительно, явление особое. Они метафизичны. Они есть, но одновременно их и нет, что зависит от погоды, от настроения путешествующего,