бабло с черточкой, которое в несколько раз больше просто бабла. А какие там в тракторе педали да рычаги, он и не видел никогда – на хрена ему!
– Иди-ка ты, Серж, в задницу, со своими подковырками – сердито отмахнулся Брингс, взгляд которого стал заметно стекленеть, а кулаки сжиматься. – Я хочу, чтобы Анри ответил, он у нас умный. Инженер по этим....пи-пи-пи… Все вы умные, только денег что-то нет у вас… Но Анри самый умный – пусть и обрисует, так сказать, гражданскую позицию…
– Хоть и до черта у тебя деньжищ, Томми, хоть с черточкой, хоть без, – вздохнул Дюбуа, – а пить нормально не научился. Я в следующий раз виски приносить не буду. Там ноль семь всего и было, а тебя уже понесло на почве мании величия… Чего ты к нему, правда, прицепился? Давай я тебе обрисую!
– А, – Брингс махнул рукой, – ты обрисуешь, комик хренов! Нет, Анри Леман у нас всегда самый умный был. И я хочу, чтобы мне Анри ответил – вот на чьей он стороне в наше непростое время? Или, хотя бы, как он себе дело представляет… – Брингс икнул. – Может, он тоже шпион блефускианский…
– Я? – спросил Анри Леман с лёгкой улыбкой. – Я шпион, конечно… Черт! Как это ты догадался, Томми?
– А он же сказал, – снова влез Дюбуа, – ты самый умный среди нас. Это само по себе подозрительно… Среди умных вообще верных и преданных мало, они, гады, именно что себе на уме…
– Сгинь, клоун! – досадливо отмахнулся Брингс.
Наверное, здесь меня и заело по-настоящему, вспоминал Дюбуа.
– А если посерьёзнее, – сказал Леман, – я вообще ни на стороне. Я не знаю, как вы поймете… Я вообще представляю совсем по-другому. Ты, Том, привык на все смотреть слишком конкретно… Под нос себе и не дальше. Вот кусок, и я его хватаю. Зато этот кусок у тебя уже не вытащишь, это точно. А дальше следующий и тэ дэ.
– Зря ты так говоришь, Анри, – начал наливаться кровью Брингс, – кусок схватить непросто. Это очень непросто, я бы сказал, а уж удержать… Что-то у вас всех это не очень получается!
– Да ведь я и не хочу, Том, такой жизни! Ты меня спрашиваешь о политике, а я, правда, по другому все это вижу… Хоть ты и говоришь, что я самый умный, а я не знаю, как объяснить.
Да… Брингсу вообще тяжело было что-нибудь втолковать. Ещё в школе.
– Ну вот, помнишь, в детстве мы играли в солдатиков… – продолжил Леман. – Расставляли их, к примеру, красных против зеленых, или железных против пластмассовых. И вот, представь, наши солдаты воюют – хотя бы в нашем воображении, но идет бой. Как и положено, ни на жизнь, а на смерть! Так ведь нас учили? А вокруг живет совсем другой мир, которому до нашей игрушечной войны дела нет – вот кошка прошла мимо, на улице вечер наступил, родители пришли с работы, чай зовут пить… Это в нашей квартире, а есть еще дом, двор, улица, город и тэ дэ до бесконечности.
– И все слои Шаданакара, – невинно тараща глаза, вставил Дюбуа
– Ты от меня хочешь, Том, чтобы я на уровень солдатика спустился и его бы глазами на жизнь теперь смотрел – за зеленых я или за пластмассовых. А того, что выше, просто не видел бы.