Радовались, что снова собрались все вместе. Группа постояла еще несколько минут, потом прозвучал приказ двинуться к псевдосвободе.
Яркое, щедрое солнце встретило их у выхода: толпа рассеялась по асфальтированной площадке. Марианна присела на последнюю ступеньку, сразу же закурила. Эмманюэль сделала попытку приблизиться, но сокамерница повернулась к ней спиной. Та, смирившись, осмелилась ступить на незнакомую почву. Марианна смотрела, как она совершает свой первый круг по двору, и все внимательно за ней следят. Охранники, заключенные. Все говорят о ней. Не сводят с нее глаз. Люто ненавидят.
Ты огребешь, мадам Фантом…
Даниэль показался на верху лестницы. Спустился, пристроился рядом с Марианной, которая тут же собралась сбежать. Но он крепко схватил ее за руку, грубо усадил обратно.
– Почему бежишь от меня? Как ты вообще?
– Прекрасно!
– Тем лучше… Мадам Оберже вышла?
– Она перед тобой… Ослеп ты, что ли?
– Вижу, ты в отличной форме, красавица! – тихо рассмеялся он. – Хотя мне известно, что ты не так-то много спала…
Он закурил, она растоптала окурок. Вдавила его в асфальт.
– Не спалось. Бывает, знаешь ли, бессонница!
Он хотел признаться, что сожалеет, что не хотел причинить ей боль. Что и сам страдал тоже. И все-таки лучше не выказывать чувств. Не признаваться. Держать эту горечь при себе. Он добился победы, не стоит давать слабину, выставлять напоказ угрызения совести. Но таким триумфом лучше не гордиться чрезмерно.
Не слишком давить, оставить ворота открытыми для почетного отступления.
– Ты сама во всем виновата, – продолжил он. – Я о вчерашнем вечере.
Будто электрический ток пропустили через каждую мышцу – вот что ощутила она. В плоть ее словно вонзились сотни рыболовных крючков, раздирая нервы при малейшем движении. Болезненно до крайности.
– Не произошло ничего особенного, – ответила она, ни разу не запнувшись.
– Произошло. И я бы хотел, чтобы все случилось по-другому. Предпочел бы не причинять тебе боль.
Он продолжал следить взглядом за Эмманюэль, а та продолжала разглядывать колючую проволоку на стене. Грязь, скопившаяся внутри, понемногу рассасывалась. Но возникало странное, давящее ощущение.
– Ты не причинил мне боли. Это был торг, вот и все. Никто не в состоянии причинить мне боль.
Она снова попыталась встать, Даниэль не позволил. Удержал за пояс джинсов. Не вырвешься.
– Надеюсь, это не повторится, – заключил он. – Надеюсь, ты все поняла.
Она взглянула ему прямо в глаза. Почему всегда такое впечатление, будто перед ней расстилается горизонт? На ярком солнце голубизна просто светилась волшебным светом.
Ему нелегко было скрыть волнение. Такие черные и в то же время такие выразительные…
– Я видел.
– Видел? Что? Когда?
– Этой ночью. Видел, как ты плакала. Видел, как опустилась на пол.
Она мгновенно отвернулась:
– И что? Ты доволен? Увидел Марианну плачущей… Ощутил,