с глазами, светящимися металлическим, нездоровым блеском, застыли безобразными драматическими масками.
Он почему-то совсем не удивился, когда Фримен – этот пустоголовый, пятнадцатилетний баран (до перезда в «Белый Мыс» ему оставалось не больше месяца) подскочил к девченке и задрал платье.
Тут снова все замолчали.
Эмос проглотил ком, внезапно возникший. Украдкой, что бы не привлекать внимания, сунул руку в карман и поправил то, что никогда прежде не становилось большим и твердым, как камень, с такой ошеломляющей скоростью.
Смотреть, в общем-то, было не на что, хотя девчонку без трусов каждый из них увидел впервые в жизни.
Почти для всех без исключения, тот незабываемый раз стал последним.
Глава 30
Андервуд отодвинул пустую тарелку и посмотрев вглубь зала, качнул головой.
– Вон там мы сидели, – сказал он. – Постамент, под горшком с пальмой.
Аарон обернулся. Горшок, стоящий между двумя столами, напоминал саркофаг без крышки. Короткая, не выше человеческого роста пальма раскинула над головами людей широкие, зеленые лопасти.
– И что случилось потом? – спросил Аарон.
Начальник полиции покосился на сидящую рядом семейку. Все пятеро, утомленные бурным обсуждением прошедшего отпуска, молча занимались каждый своими делами. Ближайший к Андервуду, отец семейства, водил пальцем по экрану планшетного компьютера, как будто сметая в разные стороны невидимые пылинки. Напротив – мать уголком носового платка вытирала лицо девчонке. Оба пацана отсутствовали в этом мире, поглощенные действием на экранах мобильников.
Андервуд пристально посмотрел на Аарона, покачал головой и отвернулся к окну.
– То самое и случилось, – сказал он так, чтобы это звучало непринужденно и не привлекало внимания. – Мы к тому времени еще слишком мало знали о взрослых делах. Ну, если ты понимаешь, о чем я. Самой гадкой и неприятной шуткой у нас считалась та, что про волосы на ладошках. Мало из нас, кто избежал разоблачения. Так что…
В баре посреди зала разбился заполненный до краев заварочный чайник.
Редкие головы за столиками повернулись к центру зала. Девочка за столом спросила:
– Мама, что это?
– Сиди смирно, – ответила женщина и принялась рассчесываыть волосы на маленькой непослушной головке деревянной массажной расческой.
Аарон наклонился вперед, так чтобы не пришлось говорить слишком громко.
– То есть была пенетрация? – спросил он.
Забавного в вопросе ничего не было, но Андервуд с трудом подавил рвущийся наружу смех – губы сжались, щеки надулись, глаза увлажнились. Он заморгал, потом прочистил горло. И внезапно, стал серьезным. Кустистые брови нависли на глазами, как тряпочные козырьки после сильного дождя.
Из под стола показалась рука в кожаной перчатке. Андервуд тяжело вздохнул, взял бумажный стаканчик и подбирая слова,