середняк. У него была своя беда – в учёбе он относился к разряду тугодумов. Соображал он хорошо, но медленно. На контрольных он, как правило, не успевал записать решение задачи в чистовик. Сидел, пыхтел, уши у него краснели, а рядом стоял учитель со стопкой тетрадей и терпеливо ждал. Ему всегда учитель математики говорил: «Долго, Костя, запрягаешь, долго, быстрее надо, в наше время тугодумство не приветствуется».
Но, не смотря на такую особенность мышления Пчелинцева старшего всегда посылали на различные конкурсы и олимпиады и на этих конкурсах он неизменно занимал третье место, а если чуть-чуть повезёт, то и второе. И, неважно по какому предмету, был бы конкурс. Пошли Костю – будет результат; пошли отличника – может вернуться ни с чем. Если же посылали на конкурс Пегасова, то результат был, как правило, непредсказуем, он или с блеском брал первое место, или оставался ни с чем, запутавшись в собственных задумках и предположениях.
Лёня не был в классе лидером, хотя лидерские качества у него, как говорится, были на лице написаны – умён, дерзок, немного высокомерен. Классная руководительница Анна Ивановна Кулакова говорила про него на педсовете, что Лёня умело и как бы непринуждённо от всего дистанцируется. Он вроде бы в классе и вне класса, он вроде бы делает со всеми стенную газету и даже подаёт интересные мысли, но в самый последний момент отходит в сторону, уступая место другим, которые будут потом кричать, что газету сделали они и только они. Если же в классе замечали, что в структуре газеты воплощена идея Пегасова, то многие откровенно удивлялись – «А он-то тут при чём?».
Лёня одевался всегда щеголевато, но неброско; очень следил за своим внешним видом: обувь его всегда была вычищена, рубашка тщательно выглажена, пиджак сидел безукоризненно, хотя все вещи были достаточно дешевые.
Костя никогда не был в классе лидером и этих качеств ни от кого не унаследовал. Он был по натуре капун, аналитик, с его мнением считались и стремящиеся к лидерству, для утверждения своего положения в коллективе, не прочь были заручиться Костиной поддержкой, выкрикивая на классных собраниях, что Костя по тому или иному спорному вопросу тоже «за».
– Ты чего, Леонид, к нам? Снова лепить захотелось? – спросил Костя, ероша пятернёй копну тёмных густых волос и строго смотря на сверстника. Пегасов был гораздо выше Кости и потому последнему приходилось смотреть на него немного снизу вверх.
– Это ты, Костян, лепи, у нас дела поважнее, – ответил Лёня и, сдвинув Антону фуржку на глаза, ушёл.
– Пал Палыч, – обратился к педагогу Костя, – чего ему было надо? – и Костя кивнул вслед Пегасову. – Вряд ли он собрался снова лепить?
– Не знаю, Костя, не знаю,… вот камешки глиняные разноцветные принёс, сказал, что нашёл, но явно чего-то не договаривает. Консультация ему была нужна по этим камешкам.
– А вы что?
– Чего я?.. Сказал, что одних камешков мало, чтобы объяснить их принадлежность к какой-то деятельности. Сказал, что возможно в старину из этих глин делали на саратовщине